Затонувшая земля поднимается вновь - [24]

– Я за нас заплачу́, – предложила Виктория.

– Мы уже заплатили, милая. Иди и выбирай свои розы, а я пока тут погуляю.

– Уверена?

– Если заскучаешь, я буду у твоей маленькой машины. Или внизу, у озер.

Но они разминулись и на стоянке, и на обоих озерах. Виктория полчаса бродила по лесу. Каждый холм или дол выглядели как идея о себе, созданная на основе плохо завуалированной цифровой модели. Вдоль их контуров в идеальном подражании трехмерности были накинуты тропинки, ведущие от ионического храма до китайского мостика, а оттуда – до оранжереи. Перл нигде не было ни следа. Не встретилась она и в галерее Элизабет Беррингтон – не затерялась там в мыслях среди коллекций серебряных туалетных приборов, гравюр по дереву с плугом, бороздящим зимнее поле, и энергичных современных статуй кроликов из бронзы с гиперболизированными ушами.

Выследила ее Виктория в центре розария. Она прохлаждалась у прямоугольного пруда, сняв туфли, вытянув перед собой ноги с мокрыми ступнями, многозначительно улыбаясь стене, заросшей кремово-розовыми столистниками. Позади нее пылали, словно фонари, уходящие в перспективу штамбовые розы; мужчина в твидовом пиджаке наклонился и похлопал самшитовую изгородь, словно с чем-то ее поздравлял. «Твердая! – окликнул он кого-то им невидимого. – Им уже много лет!» Откуда-то из-за двух садов радостно вопили павлины Чайлдов. К столистнику вплелся какой-то экзотичный клематис, белый с пурпурной полоской.

Перл прикрыла рукой глаза и моргнула, глядя на Викторию.

– Как в семилетнем возрасте, – сказала она, – когда так выглядел весь мир. – Она выпрямилась и окунула ступни в воду. По глади закружились блестящие буруны. – Помнишь, когда все выглядело вот так?

Виктория пожала плечами.

– Нам всегда так кажется. – Она, конечно, видела в пруду свое лицо; а под ним – что-то заросшее. – Только скажи, что ты туда не лазила.

Ранее была мысль закончить день в одном из пабов вдоль Северн, но к концу дня Виктория утомилась и отчего-то перенервничала. Так что она высадила официантку в городе и отправилась домой есть тушеную фасоль на тосте и писать имейл Шоу.

«Ты в жизни не видел столько роз в одном месте!

А Перл – не уверена, что ты ее поймешь. Она ни на кого не похожа – Клепальщица Рози встречает Жаклин Кеннеди, и они говорят обо всем на свете, кроме мужчин. Мне нравится. С другой стороны, есть в ней какая-то загадка: я не знаю, кто она». Признавшись в этом самой себе, Виктория ненадолго задумалась, потом продолжила: «Мое последнее открытие? Вся ее семья раньше жила по соседству! Наверное, я никого из них по-настоящему не знаю. Но они знали мою маму – или это они так говорят. И что остается мне, одной в новом городе, как не завести друга?

В общем, – закончила она, – так я ничего и не купила. Не смогла определиться».

Потом нажала «удалить» и пошла спать.

8 «Нашей Перл не угодишь»

На улице весь день громко разговаривали.

Выходили из машин, хлопали дверцами, приветствовали друг друга в унисон, с разницей в одну октаву: «Как сам/а?» Дальше разговор часто происходил под видом прощания. Законченный раньше, чем начаться, до собственно завершения доходил он почему-то с трудом. Никто не торопился отпускать собеседника.

– Ну, бывай, увидимся в субботу. Он? Нет-нет, он не придет. Только не в понедельник…

Спустя двадцать минут они так там и стояли, по-прежнему соглашаясь как-нибудь встретиться и выпить, но откладывая, по-прежнему повторяя все дважды, по-прежнему периодически напоминая друг другу, что не могут задержаться, потому что идут в отель «Топ Тайм» или везут дверь в Чирк; или потому что в досуговом центре на Бледных Лугах набирают актеров для летней постановки «Бури» – обычная история некомпетентности и отсутствия энтузиазма всех участников. Стоило разговору закруглиться, как он начинался заново. А когда разговаривать было не с кем, люди кричали в телефоны. Виктория это обожала. Обожала их оживленность. Она до сих пор слышала «Мойа!» и «Войа!» по утрам, когда мягкая дымка в задних садах начинала наливаться солнечным светом: но теперь – чаще по вечерам, во время бесконечного радиошоу на час закрытия, чистый и зацикленный на себе гнев которого впитывался и сглаживался этим легким убедительным зовом. Когда голос удалялся, возникала иллюзия, что выпивохи следуют за ним. Но «Войа!» и «Как сам?», думала она, развеивают друг друга – каким-то образом являются взаимоисключающими настроениями. Удовольствие от «Как сам?» – в том, чтобы кричать, будто собеседник стоит на другом конце главной улицы, даже если он всего лишь в метре от тебя. Это должно звучать отрывисто, бодро, с небольшим музыкальным переливом.

Когда однажды в машине она рассказала Перл об этих и других выводах, та на миг стала раздраженной и настороженной, будто чего-то не поняла. Потом рассмеялась.

– Да ну тебя! – сказала она. – Чего тебе только в голову не придет!

– А у твоего отца есть собака? – спросила Виктория. Сама не зная почему.

Был воскресный день. План был съездить на юг в Ладлоу, заехать по пути в Шрусбери и Черч-Стреттон, прошерстить там комиссионки и антикварные рынки. Они ждали на деревенских перекрестках под мелким дождиком, пока вереницы машин на следующих перекрестках направлялись в пустое поле, подскакивая на траве. Перл глазела в окно на ближайшую живую изгородь.