Затерявшиеся во времени - [3]

Сэм Бейкер, как всегда, чувствовал себя в одежде, которую ему выбирала мать, несколько неуютно. Так, будто она была с чужого плеча. Даже в свои двенадцать лет он понимал, что одежда должна соответствовать психологии человека так же, как она подходит ему по размерам. В своих желтых, военного покроя, брюках и рубашке, на которой были изображены тропические джунгли, Сэм чувствовал себя слишком крупным, неуклюжим и уж никак не раскованным.

Тем не менее он сидел рядом с двумя остальными, привалившись к стволу груши, вытянув перед собой ноги и приняв самый независимый вид, какой только было возможно. Все трое сидели или лениво лежали на досках платформы, устроенной на ветвях груши в двадцати футах над покрытой мягкой зеленой травой землей сада. Вокруг них были разбросаны различные предметы, купленные на ту хрустящую новенькую пятидесятидолларовую бумажку, которую само Провидение бросило им сегодня прямо под ноги. Курица, теперь уже обглоданная до костей, но все еще привлекавшая внимание пары тихонько жужжащих мух. Коробки с патронами и сигаретами. Журнал, раскрытый на середине. Всякие сладости, после которых следовало облизывать пальцы.

Экая дивная житуха, лениво размышлял Сэм, поднося к губам бутылку виски (он только смочил губы, пить не стал – ему вовсе не хотелось расставаться со съеденной курицей, тортом и сливками). Передав бутылку Тони, он небрежно затянулся сигаретой, упиваясь греховным, бушующим в его жилах наслаждением всем происходящим.

Больше всего его радовало чувство товарищества, связывающее его с новыми приятелями. А еще ему просто нравилось сидеть с ними вот так – ничего не делая, болтая о том о сем, прихлебывая виски, в то время как взгляд скользит по очаровательному ландшафту, занимающему дюжину или даже больше акров, где растут яблони и груши, увешанные сочными плодами. Сад был разбит на пологом склоне, незаметно спускавшемся к реке Коннектикут, сверкавшей подобно шоссе расплавленным серебром под жарким полуденным солнцем. На синем бездонном небе виднелась только одна тучка, выбрасывавшая в стороны свои черные лапы, что делало ее похожей на призрак спиральной галактики. Но солнце пока светило ярко и ровно.

– Парни, а не попрыскает ли нас дождичком? – сказал Тони Уортц, стараясь получше имитировать тональность эдакого старика-сидящего-на-качалке-на-крылечке-собственного-домика.

– Точно, – согласились Джулс и Сэм.

– Тогда давайте, понимаешь, попользуемся солнышком, парни. – Тони задумчиво затянулся своей кукурузной трубкой, одновременно приглядываясь к тому, как Сэм тянется за новой сигаретой. – Уж не впервые ли ты закуриваешь сигарету, сынок? – Слово «сигареты» он произносил раздельно: «си-гар-реты».

– Не-а, – отозвался Сэм, имитируя протяжное произношение южан. – Начал дымить, когда нашей скамеечке для ног до колена не дорос.

– А ты не знаешь, как действует никотин, когда попадает тебе в кровь? Он тебя, понимаешь, садит, как червяка на крючок. И ты уж никогда с него не сорвешься, сечешь? Мы тут, в наших краях, значит, зовем его старым дьявольским отродьем, никотин-то. – Тони растягивал это слово так, будто между слогами лежало не меньше мили. Тягучий южный говорок вовсе не походил на его природный новоанглийский акцент.

– И не забывай про выпивку, слышь, парень. Она войдет в тебя так, что уж ничто эту сучку обратно не выгонит, – добавил Джулс, тоже пользуясь анекдотичным южным акцентом, напоминавшим скорее о дядюшке Томе, собирающем хлопок, нежели о настоящих южных джентльменах. – Пепел к пеплу, пыль к пыли, но, ежели выпивка тебя не проберет, остается только баба.

Все захохотали. Тони спустил одну ногу с платформы. Теперь для всего мира он был Гекльберри Финном, курящим свою трубку, пока мутные воды Миссисипи омывают ему пальцы босых ног.

Сэм чувствовал, что в этот замечательный день он должен быть честен со своими друзьями, должен открыть им все секреты и маленькие тайны, должен излить им свою душу, исповедаться, и все, что он им откроет, будет выслушано этими двумя со взрослым пониманием. Может, это и есть показатель зрелости, подумал он. Если так, то быть взрослым ему по душе.

Он перебросил сигарету из правой руки в левую и вытянул правую вперед, растопырив пальцы.

Тони лениво протянул:

– Обжег пальцы сигаретой, сынок?

– Хотите взглянуть на кое-что непривычно-неприличное? – спросил Сэм, уже не прибегая к южному говору.

– Вижу твою руку, парень. Но ничего неприличного. – Тони пальцем сдвинул шляпу назад.

– Неужели ничего не замечаешь? Ничего странного?

– Только ожоги, вызванные трением в связи с излишней перегрузкой.

Тони и Джулс чуть не задохнулись от пьяного хихиканья. От их смеха платформа закачалась, пустая банка кока-колы покатилась и упала вниз на дерн, устилавший землю в двадцати футах под ними.

– Нет, – усмехнулся Сэм. – Моя кисть. Неужели она кажется вам нормальной?

– Давай намекни.

– Смотрите, у меня пять пальцев.

Оба опять захихикали. Тони снял шляпу и стал ею обмахиваться.

– У нас у всех по пять пальцев, сынок. Может, перестанешь лакать это пойло, а?

– Нет, у вас нет пяти пальцев. – Улыбка Сэма стала еще шире. – У вас на руке четыре пальца и один большой. А у меня, смотрите, пять пальцев.