Затерянный мир. Отравленный пояс. Когда мир вскрикнул - [72]

Но вы можете спросить меня: причем здесь все эти ваши переживания и чем вызвано промедление, когда вы и ваши друзья должны день и ночь искать способ вернуться в цивилизованный мир? На это я могу ответить, что все мы работали над достижением этой цели, но наши усилия были напрасны. Один факт мы выяснили для себя очень скоро: индейцы не станут делать ничего, чтобы помочь нам. В остальном они были нашими друзьями, – можно даже сказать, преданными рабами; но когда речь заходила о том, чтобы помочь нам изготовить и отнести к обрыву длинную доску, которая могла бы стать мостом через пропасть, или же когда мы хотели получить от них лианы или ремни из кожи, чтобы сплести веревки, мы натыкались на добродушный, но непреодолимый отказ. При этом туземцы могли улыбаться, непонимающе моргать, качать головой – но этим все и заканчивалось. Даже старый вождь отвечал нам так же, и только Маретас, юноша, которому мы спасли жизнь, относился к нам сочувственно и жестами показывал, что огорчен тем, что желания наши не выполняются. После полного триумфа в войне с обезьянами индейцы смотрели на нас, как на сверхлюдей, которые носят победу в трубках своего странного оружия. Они считали, что пока мы остаемся с ними, удача на их стороне. Каждому из нас, кто забудет про свою родину и навсегда поселится на плато, предлагали по маленькой краснокожей жене и по отдельной пещере. Это, конечно, было очень любезно, но, однако, совершенно не соответствовало нашим желаниям; теперь мы знали наверняка, что свои планы о спуске в долину мы должны держать в секрете от индейцев, поскольку у нас были основания опасаться, что в последний момент они могут попробовать удержать нас силой.

Несмотря на риск встретиться с динозаврами (которые особенно опасны по ночам, поскольку, как я уже говорил, являются ночными хищниками), я дважды за последние три недели побывал в нашем старом лагере, чтобы увидеться со слугой-негром. Замбо по-прежнему находился на своем посту у подножия скал. Напрасно я нетерпеливо оглядывал широкую равнину в надежде увидеть вдалеке спешащую к нам помощь, о которой мы все молились. Усеянное кактусами обширное пространство оставалось голым, пустынным до самой линии бамбуковых зарослей, темневших у горизонта.

– Они уже скоро придут, масса Мэлоун. Прежде чем пройдет следующая неделя, индейцы вернутся, принесут веревку и спустят вас вниз, – прокричал мне бодрым голосом наш замечательный Замбо.

Когда я возвращался из своего второго похода к обрыву, в течение которого мне пришлось провести ночь отдельно от своих друзей, со мной произошел один странный случай. Я шел обратно по хорошо знакомому мне маршруту и уже находился в миле от болота птеродактилей, когда увидел, что ко мне приближается нечто необычное. Это был человек, двигавшийся внутри рамы из согнутых палок, так что он со всех сторон был окружен клеткой в форме колокола. Подойдя поближе, я удивился еще больше, когда понял, что это лорд Джон Рокстон. Заметив меня, он выскользнул из-под своей чудной защиты и со смехом подошел ко мне; и все же мне показалось, что он чем-то смущен.

– Вот уж не ожидал встретить вас здесь, молодой человек, – сказал лорд Джон.

– А вы что здесь делаете, черт возьми? – в свою очередь спросил я.

– Навещаю своих друзей – птеродактилей, – ответил он.

– Но зачем?

– Интереснейшие твари, вам так не кажется? Но такие необщительные! Ведут себя отвратительно грубо по отношению к непрошеным гостям, как вы, наверно, помните. Вот я и соорудил эту раму, которая предохраняет от слишком пристального внимания.

– А что вам нужно было на этом болоте?

Лорд Джон посмотрел на меня с деланным удивлением, и я заметил в его взгляде какую-то нерешительность.

– Вы не допускаете, что кто-то, кроме наших профессоров, тоже хочет побольше знать? – сказал он наконец. – Я просто изучаю этих чудных милашек. Этого достаточно.

– Я не хотел вас обидеть, – сказал я.

К нему снова вернулось добродушное настроение, и он рассмеялся.

– И вы не обижайтесь, молодой человек. Я собираюсь заполучить для Челленджера одного такого дьявольского птенчика. В этом заключается одна из моих обязанностей. Нет, я не хочу, чтобы вы пошли вместе со мной. В этой клетке я буду в безопасности, а вы – нет. Скоро увидимся, я вернусь в лагерь до наступления темноты.

С этими словами лорд Джон повернулся, и, когда я уходил, он уже шел через лес, неся на себе свою необычную клетку.

Если лорд Джон в этот раз вел себя как-то странно, то поведение Челленджера было еще более удивительным. Должен сказать, что он казался чрезвычайно привлекательным индейским женщинам и поэтому всегда носил с собой большую пальмовую ветку, которой отгонял их, словно мух, когда их внимание становилось слишком назойливым. Одним из самых гротескных воспоминаний, которые я унесу с собой, будет картина, когда профессор с этим символом власти в руках выступает, как султан из комической оперы, выставив вперед свою черную бороду и широко расставляя при ходьбе носки ботинок, а за ним следует целая вереница индейских девушек, едва прикрытых одеждой из растительных волокон, с широко открытыми от восхищения глазами. Что же касается Саммерли, то он был полностью поглощен жизнью мира насекомых и птиц на плато и проводил за подготовкой и упаковкой экспонатов все свое время (за исключением той его части, которая была посвящена обвинениям Челленджера в его нежелании действовать, чтобы вытащить нас отсюда).