Затерянный мир. Отравленный пояс. Когда мир вскрикнул - [113]

Щеголеватый молодой американец достал свой блокнот и тут же перешел к делу.

– Я приехал сюда, сэр, – начал он, – потому что американцы очень хотели бы услышать больше об этой опасности, которая, по вашему мнению, нависла над миром.

– Я не знаю ни о какой опасности, которая в данный момент грозит миру, – резко ответил Челленджер.

Корреспондент посмотрел на него с некоторым удивлением.

– Сэр, я имел в виду вероятность того, что Земля может войти в пояс отравленного эфира.

– Сейчас я такой опасности не вижу, – сказал Челленджер.

Журналист выглядел теперь еще более озадаченным.

– Но вы ведь профессор Челленджер, верно? – спросил он.

– Да, сэр, меня зовут именно так.

– В таком случае, я не понимаю, как вы можете говорить, что нет такой опасности. Я ссылаюсь на письмо, опубликованное этим утром под вашим именем в «Лондон таймс».

Теперь наступила очередь Челленджера удивляться.

– Этим утром? – переспросил он. – Но сегодня не было утреннего выпуска «Лондон таймс».

– Ну разумеется, был, сэр, – сдержанно возразил американец, – вы ведь знаете, что «Лондон таймс» выходит ежедневно. – Он достал из внутреннего кармана номер газеты. – А вот и то письмо, о котором я говорил.

Челленджер тихо засмеялся и потер руки.

– Я, кажется, начинаю понимать, – сказал он. – Так вы прочли это письмо сегодня утром?

– Да, сэр.

– И сразу же приехали, чтобы поговорить со мной?

– Да, сэр.

– Заметили ли вы что-нибудь необычное по дороге сюда?

– Что ж, честно говоря, ваши люди показались мне более энергичными и, в общем, более человечными, чем когда-либо. Носильщик стал рассказывать забавную историю, а в этой стране для меня это было непривычным.

– Что-нибудь еще?

– Да нет, сэр, больше ничего не припоминаю.

– Хорошо, а теперь скажите, в котором часу вы отъехали от вокзала Виктория?

Американец улыбнулся.

– Я приехал взять у вас интервью, профессор, а сейчас уже непонятно, кто кому задает вопросы. Вы делаете вместо меня бóльшую часть моей работы.

– Некоторым образом меня это действительно интересует. Так вы помните, в котором часу это было?

– Конечно. Была половина первого.

– А когда вы приехали?

– В четверть третьего.

– И вы сразу наняли извозчика?

– Именно так.

– Как вы думаете, как далеко отсюда до вокзала?

– Ну, я полагаю, около двух миль.

– То есть, по-вашему, сколько времени вы добирались сюда?

– Да около получаса, наверное; с такой дряхлой лошадью это неудивительно.

– То есть сейчас должно быть три часа?

– Да, или минут двадцать четвертого.

– Взгляните на свои часы.

Американец посмотрел на часы, после чего удивленно уставился на нас.

– Послушайте! – воскликнул он. – Они отстают. Или эта доходяга определенно побила все мыслимые рекорды. Но с другой стороны, солнце сейчас стоит довольно низко. Стоп, я что-то совсем запутался.

– Неужели вы, поднимаясь по холму, действительно не заметили ничего необычного?

– Ну, кажется, я припоминаю, что в какой-то момент меня неудержимо стало клонить в сон. Помню, что собирался тогда сказать что-то извозчику, но он совершенно не обращал на меня внимания. Еще помню, что почувствовал головокружение, но, думаю, это из-за жары. Вот, пожалуй, и все.

– То же самое происходило и со всей человеческой расой, – сказал мне Челленджер. – Все люди в один момент вдруг почувствовали головокружение. Никто из них до сих пор не понимает, что произошло. Все они будут продолжать прерванные дела, так же, как Остин подхватил этот шланг, а игроки в гольф вновь приступили к игре. Ваш редактор, Мэлоун, снова будет заниматься своей газетой и несказанно удивится, когда поймет, что одного выпуска не достает. Да, мой юный друг, – добавил он, обращаясь уже к американскому репортеру с видом потешающегося гения, – возможно, вам интересно будет узнать о том, что мир уже проплыл через отравленный поток, который протекает, словно Гольфстрим в океане эфира. А также запишите себе, – для вашего же удобства в будущем, – что сегодня не пятница, двадцать седьмое августа, а суббота, двадцать восьмое августа, и что вы просидели без чувств в этой повозке на холме в Ротерфилде двадцать восемь часов.

И «прямо на этом», как сказал бы мой американский коллега (американцы вообще намного свободнее обращаются с английским языком), я могу заканчивать свой рассказ. Это, как вы, должно быть, понимаете, лишь краткие заметки, а более подробная версия моего рассказа была опубликована в понедельник в выпуске «Дейли газетт». Это был рассказ, признанный всеми как самая значительная журналистская сенсация всех времен. Газета разошлась тиражом более чем в три с половиной миллиона экземпляров. На стене моего рабочего кабинета в рамочке висят те незабываемые заголовки:

МИРОВАЯ КОМА ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬЮ В ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ ЧАСОВ

БЕСПРЕЦЕДЕНТНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ

ПРЕДСКАЗАНИЯ ЧЕЛЛЕНДЖЕРА СБЫЛИСЬ

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ НАШЕГО КОРРЕСПОНДЕНТА

ЗАХВАТЫВАЮЩИЙ РАССКАЗ

КИСЛОРОДНАЯ КОМНАТА

НЕОБЫКНОВЕННОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ НА АВТОМОБИЛЕ

МЕРТВЫЙ ЛОНДОН

ВОЗВРАЩЕНИЕ НЕДОСТАЮЩЕЙ СТРАНИЦЫ

СИЛЬНЕЙШИЕ ПОЖАРЫ И ПОТЕРЯННЫЕ ЖИЗНИ

ЖДАТЬ ЛИ НАМ ПОВТОРЕНИЯ?

Под этим славным перечнем броских фраз были помещены девять с половиной колонок статьи, содержащей первый, он же последний и единственный, рассказ об истории планеты, насколько одиночный наблюдатель вообще способен описать один долгий день ее существования. Челленджер и Саммерли написали об этом событии совместный научный труд, но освещение для широкой общественности досталось мне. Конечно, я теперь могу спеть «Ныне отпущаеши»