Затерянный мир Калахари - [19]

Хейкум — не чистые бушмены. Они появились от смешения готтентотов с одним из уже исчезнувших бушменских племен. Они говорят на диалекте готтентотского языка, но живут точно так же, как бушмены Калахари, охотясь и собирая пищу. Двадцать лет назад в этой части страны было больше тысячи бушменов племени хейкум, а теперь последние оставшиеся в живых представители его апатично сидят у порогов своих похожих на консервные банки хижин и ждут очередного пайка.

Я записал на магнитофонную пленку несколько бесед бушменов хейкум. Мне перевели их содержание. Женщины вспоминали молодость и сбор мелкого дикого лука (уинтниэс) в конце дождливого сезона, а мужчины — те времена, когда они охотились в Этоша-Пан. Я видел, как при этом в их тусклых глазах сверкнул живой огонек, и, хотя я не понимал языка, в интонациях их голоса мне явственно послышалась грусть. Старики знают, что хорошая жизнь не вернется и что Этоша-Пан теперь рай только для животных.

Если турист, оказавшийся в Юго-Западной Африке, захочет увидеть целое семейство львов за обедом, то ему надо лишь послать в Окауквей радиограмму с просьбой зарезервировать за ним на субботний вечер место у озерка, куда львы ходят на водопой. В западной части Этоша-Пан, в Леонбрунне, живет недалеко от воды львиная семья. С наступлением туристского сезона де ла Ба каждую субботу во второй половине дня подстреливает зебру или антилопу гну и до захода солнца кладет тушу на берег у самой воды. Проходит немного времени, и все семейство, шесть-семь львов во главе с огромным самцом, появляется из кустарника: они уже знают время обеда. Львы рвут тушу на части и наедаются до отвала на глазах у публики, которая сидит в автомобилях и щелкает затворами фотоаппаратов. Львы, как и бушмены, превращаются в пенсионеров, развлекающих туристов.

Как-то близ Окауквея Франсуа и я в сумерках готовили себе ужин на костре. Вдруг я увидел совсем рядом молодого скакуна. Боясь спугнуть его резким движением, я осторожно протянул к нему руку и тихо позвал:

— Иди сюда, малыш!

К моему великому удивлению, он смело подошел и начал обнюхивать руку.

В этот момент показался де ла Ба, и скакун подбежал к нему. Оказалось, что егерь не так давно сделал кесарево сечение матери этого скакуна, которая попала в ловушку, установленную бушменами. Так появился на свет этот маленький скакун. Де ла Ба собирался послать его в какой-нибудь зоопарк, пока он не повзрослел. Если он вырастет в лагере и в один прекрасный день, подчиняясь зову природы, убежит от человека, первая же встреча с львиным семейством окажется для него последней.

В восточной части Этоша-Пан находится Намутони, старый немецкий форт в пустыне, воздвигнутый на заре колониализма для подавления готтентотских племен эреро и овамбо. Это живописное четырехугольное выбеленное сооружение в стиле «иностранного легиона», даже с амбразурами, было уже заброшено, когда я но-бывал там в прошлый раз около десяти лет назад. Располагаясь на ночлег на полу башни, я, как мне показалось, ощутил атмосферу эпохи пионеров-первооткрывателей. В начале нашего века пятьсот овамбо атаковало форт. Крохотный гарнизон из семи немецких солдат забаррикадировался в башне, перестрелял полтораста овамбо и благополучно добрался до шахтерского городка Цумеб, в ста километрах к востоку. Сейчас Намутони восстановлен и превращен в удобную гостиницу для туристов. При гостинице есть даже плавательный бассейн возле горячего источника, где путешественник может смыть с себя пыль пустыни.

Книга вторая

Глава десятая Бушмен пустил в полицейского отравленную стрелу

Последняя остановка перед Калахари — Гротфонтейн, очаровательный городок в стиле американского «дикого запада» с широкими и очень пыльными улицами. Здесь мы готовимся окончательно распроститься с цивилизованным миром.

Мы входим в бар единственной гостиницы городка промочить запыленное горло. Посетители чем-то взволнованы. Вечереет. Бар полон фермеров и рабочих с оловянных рудников. Они пришли выпить традиционную рюмочку «на сон грядущий». Все разговаривают необычайно громко и оживленно, и в общем шуме я слышу рядом со мной голос фермера:

— Всех их надо перестрелять, этих проклятых бушменов, всех до одного!

Я интересуюсь, в чем дело, и он говорит:

— Только что узнали: несколько дней назад бушмен тяжело ранил в бедро отравленной стрелой полицейского — европейца Экрона. Это на дальнем посту в Марелабум, на границе Калахари, километрах в ста на восток отсюда.

Выясняется, что Экрон с полицейским-африканцем ехал на машине в Калахари узнать о степном пожаре, подбиравшемся к какой-то ферме. Они встретились с группой бушменов. Один из них пустил стрелу в полицейского-африканца, но промахнулся. Тогда Экрон дал предупредительный выстрел из пистолета, после чего тот же бушмен ранил его в бедро отравленной стрелой. Одного бушмена заставили высосать яд из раны, и Экрона спешно доставили в Гротфонтейн, откуда самолетом направили в больницу в Виндхук.

Да, дело плохо. Бармен дал нам виндхукскую газету с описанием происшествия. Нападение было совершено в Каракувисе по дороге в Рунту, куда мы сейчас ехали, и я боялся, что разрешение на наше путешествие по Калахари потеряет силу. Я пошел в полицейский участок выяснить обстановку. Мои опасения оправдались: там совсем не были расположены пускать нас в район Рунту сразу после инцидента. Но в участке не было и указаний задержать нас. А когда я рассказал, что уже бывал здесь с миссионерами римской католической церкви и знаю местных бушменов, нас только предупредили: