Затерянные земли - [7]

Мысленно перебрав все эти факты, Морлей решил, что теперь самое время возвратиться домой. Он узнал все, что смог относительно таинственных руин. И то, что он узнал, очаровало его, как не могло очаровать ничто другое. Однако он чувствовал себя слишком больным, чтобы продолжать исследования. Возможно, он слишком усердно искал ответы на многое вопросы, возможно, размышления о руинах слишком сильно воздействовали на него. Он должен был заняться чем-то другим, переключиться, а не рисковать повторением того, что испытал. Потом он вспомнил о суевериях аборигенов, и задался вопросом: были ли в них зерно правды? Может и в самом деле всему виной вредоносное воздействие камней? Может призраки мира, много эпох назад похороненные под толщами воды, вернулись, а может просто задержались в нашем мире? Черт возьми, порой он начинал себя чувствовать, как настоящая жертва реинкарнации.

Наконец он позвал Торвея, который стоял у перил, беседуя с одним из шведских моряков.

– Думаю, для одного рейса вполне достаточно, а Торвей? – спросил он. – Утром поднимем якорь и вернемся в Сан-Франциско.

Торвей с трудом скрыл вздох облегчения. Он не считал острова Полинезии плодотворной областью для исследований: руины были слишком древними и разрушенными, время, когда возвели эти здания можно было определить очень предположительно. К тому же лично ему это было неинтересно.

– Согласен, – кивнул он. – Кроме того – надеясь ты простишь мне мое высказывание – я считаю, что климат Южных морей не так уж и полезен. К тому же, как я вижу, ты приболел.

Морлей устало кивнул, уступая. Не мог же он рассказать Торвею о своих истинных мыслях и чувствах. Этот человек был начисто лишен воображения.

Он лишь надеялся, что Торвей не сочтет его безумцем, хотя, в конце концов, это не имело никакого значения.

День быстро сменил пурпурный закат, а вечер укоротила луна – поднявшись над горизонтом, она словно обрызгала море и землю капельками ртути.

На обеде Морлей по большей части молчал. Торвей говорил осторожно, стараясь не поминать последнюю историческую находку. Свенсон – капитан, обедавший вместе с ними, тоже помалкивал, даже после того, как ему сообщили о возвращении в Сан-Франциско.

После обеда Морелей пробормотав невнятные объяснения, возвратился на свое тростниковое ложе. С облегчением он отметил, что Торвей не пошел за ним.

Лунный свет всегда пробуждал в Морлее сильные, но неопределенные чувства. Точно так же, как руины, свет луны создавал тени, которые фантазия превращала в миллион различных призрачных вещей. Те острые ощущения, которые он при этом испытывал, порой перемешивались с загадочным страхом и трепетом, родственным, возможно, тому страху, что испытывают дети перед темнотой.

Теперь же, разглядывая полную луну, Морлей неожиданно подумал, что как бы то ни было, а луна размером больше, чем обычно, и сверкает ярче, чем могла бы сверкать много лет назад, когда и Земля и сама Луна были моложе. А потом его охватило странное чувство, он словно в один миг перенесся в сказочный мир. Волна ужаса захлестнула его, и он почувствовал, что некая сила уносит его прочь от знакомых вещей. Когда же волна ужаса схлынула, ему показалось, что он потерялся, перенесенный в неведомые дали, а давным-давно исчезнувший мир стал ему до боли родным.

В первую очередь он задался вопросом: что он делает на этом странном судне? Сейчас была ночь, когда следовало принести жертву Рхали – богине Луны, а он – Малта, должен играть важную часть в церемонии. Он должен добраться до храма, прежде чем луна при движении к зениту поднимется выше звездного камня. И теперь до этой минуты оставался только час.

Он поднялся, внимательно огляделся. На палубе никого не было, поскольку не имело смысла выставлять вахту в такой спокойной и пустынной гавани. Свенсен с помощником, без сомнения, пили как обычно, чтобы потом крепко уснуть. Моряки играли в вист и педро[2], а Торвей, скорее всего, был в своей каюте, писал монографию о могилах этрусков. Морлей едва ли что-то помнил о них.

Так или иначе, но ему удалось вспомнить, что существовала лодка, которую он и Торвей использовали для поездок на остров, и что эта лодка пришвартована у борта шхуны. Двигаясь осторожно, словно дикарь, он перебрался через фальшборт в лодку и тихо погреб к берегу. Сотня ярдов или чуть больше, и он уже стоял на песке, омытом лунным светом.

Потом он быстро поднялся на холм, заросший пальмами, и широким шагом направился к храму. Воздух был теплым, пропитанным ароматом огромных цветов и папоротников, неизвестных современным ботаникам. А он отлично видел их, растущих вдоль дороги, вытянувших к луне ветви и лепестки. Остановившись на гребне холма, он посмотрел на океан, раскинувшийся по обе стороны, но увидел раскинувшуюся без конца без края равнину, на которой пылали огни неведомых городов. И, что удивительно, он знал названия этих городов, вспоминал цветущую жизнь Му, которая процветала несмотря на угрозу со стороны Атлантиды, несмотря на землетрясения и извержениями вулканов. А жители считали, что всему причиной гнев Рхали – богини, которая управляла всеми планетарными силами. И во всех храмах даблы умиротворить ее лилась человеческая кровь.