Застой. Перестройка. Отстой - [33]

В десятую комнату ворвалась Светка Сурьмина, довольно скверная на язык и, естественно, на характер замужняя женщина. Руки у нее почему-то были в каких-то кровоподтеках и синяках.

Комната затихла.

— Жарков, что это у тебя галстук такой короткий? — съязвила Сурьмина.

— Все у тебя, Сурьмина, не слава богу. Раньше я в этом галстуке ходил, ты ничего не говорила. Так вот, я его не укорачивал.

На помощь мне пришел Ерошкин:

— Светик, а что это у тебя за укус на руке, кто тебя обидел?

Светка, бросив глазами гром и молнии на Ерошкина, вылетела из комнаты.

Теперь в комнату вошел Бедолагин, потомственный художник двадцати девяти лет, убежденнейший реалист, член Союза художников СССР, комсорг этой мощной организации и неизлечимый пьяница. Он уже принял грамм двести. Взгляд у художника был возбужденный и блуждающий. Он хотел еще пропустить стаканчик, другой, третий… Хотел и поговорить. Говорил он, как правило, об одном: о Сергее Сергеевиче Мойшевом, начальнике отдела экспозиции, своем непосредственном руководителе.

— Какой же он, этот Мойшевой — гнусный тип, скотина! — начал ругаться Володька. — Не-на-ви-жу! Ничего в музейном деле не понимает. А сегодня пришел надушенный тройным одеколоном, дурак. Лучше бы мне отдал — я бы выпил.

Потом Володька решил порассуждать об искусстве:

— Авангардисты мне осточертели. Все прут и прут, как танки, подонки. Выставки, мол, хотим свои устраивать. Но мы, честные мастера, будем до последней капли крови сражаться против их гнусных произведений, так сказать, искусства. Бороться будем, пока течет кровь в наших реалистических передвижнических жилах. Есть только одно направление в живописи — это реализм. Есть только передвижники. Крамской, Репин, Суриков.

— И Бедолагин! — съехидничал Шульц.

— А что, может быть? — охотно согласился художник.

Володя пил много, очень много. К двадцати девяти годам он забыл, что такое интерес к женщинам. Любил только свою жену Светочку, пятидесятилетнюю ювелиршу, зарабатывающую восемьсот рублей в месяц. Значительную часть женушкиных денег Володя благополучно пропивал.

Нередко он удивлялся, находясь в десятой комнате:

— Как это некоторые мужики снимают хату для того, чтобы трахаться! Я понимаю — водку пить! Для этого дела можно и трехкомнатную квартиру со всеми удобствами снять. Но для секса… Нет, не понимаю.

Наступил час дня, и сотрудники разбежались по своим делам.

Я побрел на Тверской бульвар, где подрабатывал дворником в Литературном институте имени А. М. Горького.

Работать в Литературном институте дворником мне было не напряжно. Участок небольшой — я трудился на полставки. Подметал территорию возле спортивной площадки и гаражей. Научился делать метлы из прутьев, работать скребком и долбить зимой лед ломиком. Полставки дворника составляли тридцать два рубля. И они были совершенно не лишние. Сто тридцать пять (в музее) и тридцать два (в институте) — в итоге сто шестьдесят семь. На эти деньги уже можно было как-то существовать.

Огромный плюс моей работы в Литературном институте заключался в том, что в моем распоряжении находилась собственная дворницкая. Фактически отдельная квартира с туалетом и умывальником в центре Москвы — на Тверском бульваре! Я там любил просто посидеть, почитать, посочинять стихи.

Зарплату я получал вместе со всеми остальными сотрудниками института. Почетно и даже как-то неловко было стоять вместе за получкой с Евгением Ароновичем Долматовским (его я очень уважал за фильм «Добровольцы»), Львом Адольфовичем Озеровым, которого злые языки называли «сыном Гитлера», Константином Александровичем Кедровым.

В этот день я быстренько подмел свою территорию, почистил урны и полчасика успел почитать в дворницкой детективный роман «Нет орхидей для мисс Блендиш» моего любимого Чейза.

Шульц с Дубовой направились обедать в ВТО, Бедолагин и Ерошкин заняли очередь в соответствующий, ласкающий глаз и обоняние отдел Елисеевского магазина…

После обеда Серега Мойшевой притащил в музей гороскоп. У нас появилось новое увлечение — мы начали этот диковинный предмет очень научно изучать! В основном изучали друг друга. И, например, зав. отделом научной пропаганды задастая Оленька Папина была беспощадно разоблачена! Папина всегда и всем утверждала, что она по гороскопу — козочка, «стройная, миниатюрная, эффектная козочка», но, как установила суровая, но справедливая Дубова, завидующая Папиной из-за ее должности, — Ольга Васильевна оказалась лошадью!

— Ха-ха, — смеялась Наташка, вчитываясь в гороскоп, — а Папина-то лошадь! Здоровая, мощная кобыла!

Затем все долго и упорно хохотала над тем, что Ерошкин — змея, и над тем, что многое из приписываемого змеям совпадает с ленькиным характером. Ну, прямо один к одному.

Через неделю завхоз Сонька-Помойка (Зоя Давидовна Рогова, она же Зоя Давиловна и главный враг научных сотрудников, так как все время приставала с требованием, дипломатично высказанным в форме просьбы чем-то помочь технику Сашке Никодимову, ее помощнику) притащила сонник и брошюру «Как на человека влияют магнитные бури?» И опять у нас появилось новое увлечение.

Сладострастная Наталья Семеновна постоянно приносила различные эротические книжки, типа индийской «Ветки персика», и нахально, требовательно заставляла меня и других сотрудников перепечатывать этот мудрый поэтичный труд.