Застенчивый порнограф - [41]

Симон открывает дверь веранды, смотрит на крыши домов, на всю окрестность. Он думает об Одере, о Саре, о Веронике, о Себастиане. Мысли путаются… Дом на болоте, развалины, школа, платье Сары, Юлия и незнакомый полицейский…

Каждый вечер он ложился в свою новую постель, в новой семье, в новом городе и рассказывал сам себе о том, что случилось за день. Бормотал. Шептал. Замолкал. Снова шептал. «Ты должен придумывать истории, — бормотал он, — если ты не будешь рассказывать им разные небылицы, они решат, кем ты станешь. Ты можешь, например, рассказать им историю о…» Он сам не знал. Понятия не имел, что рассказывать. Он сочинял разные истории, но не мог сделать так, чтобы они звучали правдиво. Поверит ли ему Филипп? Или разоблачит его? Все было зыбко, Тобиас ни в чем не был уверен.

«Под конец я научился здорово завирать, — хвастался он в письме, — ты даже представить себе не можешь, как ловко я навострился вешать им лапшу на уши».

Эва спала в соседней комнате, иногда она просыпалась, и ей слышались странные звуки. Что это, какие-то шорохи в трубе? Нет, это чей-то голос. Однажды ночью она встала с постели, вышла в коридор, приложила ухо к двери в комнату Тобиаса и стала прислушиваться. Этот голос оказывал на нее какое-то странное воздействие, она стояла и слушала, не в силах пошевелиться. Она слышала отдельные слова, но не могла связать их в осмысленные предложения. Потом вернулась в свою комнату, залезла под одеяло и тихонько прижалась к спине Филиппа, ноги у нее были ледяные. Ей казалось, будто она провела несколько часов, прислушиваясь к странному шепоту. Три ночи подряд она стояла у двери в комнату Тобиаса. Стояла в темноте, напрягая слух. На четвертую ночь она услышала только одно слово: «Please, please», и наступила тишина. Эва была уверена, что голос подает ей знак, обращается к ней, и решила больше никогда не подслушивать у этой двери.

Тобиас и Луси каждый день ходили в школу. Они шли по парку, потом через мост, пересекали парковку. Тобиас часто рассказывал Луси разные истории. Луси почти все время молчала. Тобиас все чаще стал замечать, что она усмехается. Сначала она думала, что он порет чушь. Но однажды, когда они шли по парку, она посмотрела на него с любопытством. Тобиас сказал, что на самом деле он вовсе не Тобиас, что раньше у него было другое имя.

— Раньше, — заявил он, — меня звали Виктором. Я жил тогда в Голландии. У нас был сосед, которого звали Свивель. Тебе нравятся неприличные истории? Эта история страшная и похабная. Но я даю слово, что все это было на самом деле. Почти все правдивые истории жестокие.

— Ха-ха! — Луси пожала плечами. Замшевый ранец заерзал у нее на спине.

И он рассказал ей, что случилось с их соседом в Роттердаме.

Это был странный маленький человечек с козлиной бородкой. Он всегда ходил с дамской сумочкой на длинной ручке, повесив ее через плечо. На нем всегда был английский твидовый пиджак. Он постоянно покашливал. В одной руке он держал сигару, в другой — бутылочку с микстурой от кашля. Между нашей квартирой и его был коридор, а в коридоре — туалет. От квартиры Свивеля туалет отделяла тонкая гипсовая перегородка. Сидя в туалете, я слышал все, что происходит в квартире этого подозрительного таинственного типа. Мне было любопытно, и я просверлил дырку в стенке туалета, чтобы шпионить за ним. К нему приходило много мужчин, они покупали у него журналы. Журналы со снимками голых женщин. Эти журналы валялись в его квартире повсюду. На стене были развешены фотографии, они сплошь закрывали стены, даже нельзя было увидеть, какого цвета у него обои, честно, — я не вру. Один раз он продал журналов на тысячу гульденов. Все деньги он хранил в маленькой дамской сумочке. Каждый раз, когда Свивель получал деньги за журнал, он с грустным видом почесывал козлиную бородку. Однажды, вернувшись из школы, я пошел в туалет и посмотрел через дырку в комнату Свивеля. Он лежал на постели. Лицо у него было очень бледное. Я решил, что Свивель заболел. Чуть погодя пришел врач. Услышав то, что рассказал Свивель, доктор покачал головой.

— Клянусь могилой матери, доктор, я видел их своими глазами! — пропищал Свивель. — Ночью они сходят с фотографий и танцуют в воздухе, на потолке, на стенах… Комната наполняется голыми дамами, доктор. Я вижу их отчетливо, вот как сейчас вижу вас.

Он откинулся на подушки и стал, задыхаясь, хватать ртом воздух. Казалось, он вот-вот загнется на глазах у доктора. Но он вдруг рывком сел в постели, схватил доктора за воротник и прошипел:

— Помогите мне, увезите меня из этого дома. Они задушат меня, раздавят в лепешку.

Но врач лишь покачал головой, стал его успокаивать, дал ему таблетку и ушел.

Луси остановилась. Постояла, молча слушая Тобиаса, который пристально, без улыбки смотрел на нее.

— В ту ночь я решил встать после двенадцати н пошпионить за Свивелем. Я вставил спички в глаза, чтобы не заснуть. В дырку в стене мне была видна его темная комната. Он по-прежнему лежал в постели, лицо у него было белое, как у привидения. Его взгляд шарил по стенам, словно он ждал, что женщины вот-вот спрыгнут с фотографий. Я сидел на краешке унитаза, прильнув к дырке. Но ничего не происходило. Сидеть и смотреть на Свивеля было ужасно нудно. Под конец я уснул. Мне приснился чудной сон. Будто по улице течет река, вода поднимается по лестнице и заливает квартиру Свивеля. Из воды выныривают голые женщины c рыбьими головами. Они плавают по комнате, виляя задами Я свалился с унитаза на пол и проснулся. Уже наступило утро. Я вскочил и снова прильнул глазом к дырке в стене. Кровать была пуста, на полу валялась скомканная простыня. Я оглядел комнату и увидел Свивеля. Он лежал на полу. Одежда на нем была изорвана. Он держался рукой за горло, словно ему не хватало воздуха. Взглянув на его неподвижные глаза, я понял, что он мертв. Я посмотрел на женщин на стенах. Выражение их лиц изменилось, клянусь! Они улыбались мне. Я испугался, побежал к маме и залез к ней под одеяло.