Застава в степи - [13]

— Что за Сапун-гора?

Боцман хихикнул:

— Темнота. Под Севастополем есть такая.

— Там Малахов курган.

— И Сапун-гора. Я вчера книжку читал. Знаешь, какая интересная! Враги укрепили ту гору, а наши штурмом вышибли их оттуда. Давай сделаем четвероклашек белыми, а сами будем красными, пойдем штурмом на гору. Вот надаем им по шеям! И все будет законно.

— А умнее ничего нельзя придумать?

— Не подходит? — не обиделся Синицын. — Ладно, подумаю еще.

Он так задумался на уроке истории, что не смог повторить ни одного предложения, и учитель заставил его дослушать объяснение возле доски.

На последнем уроке Генка вдруг стукнул меня что есть силы между лопаток. Я крякнул. Фаина Ильинична решила выпроводить нас из класса.

Генка, как мне показалось, с радостью побежал к двери, попросив:

— Захвати тетрадь и карандаш.

Услышав это, учительница сказала:

— Пусть он один проветрится. Сядь, Морозов.

Я стоял в нерешительности, переводя взгляд от двери к учительнице и обратно, пока не услышал ехидную реплику Грачева:

— Отпустите его, Фаина Ильинична. У них закон такой: товарищ за товарища…

Класс засмеялся, а Фаина Ильинична удивленно подняла брови и спросила:

— Ты не хочешь присутствовать на уроке?

— Хочу.

— Тогда садись.

Но разве можно слушать урок, когда за дверью твой друг и не просто проветривается, а ходит с идеей и, чего доброго, не дождется тебя, убежит к отцу в больницу?

Однако Генка не убежал, он мужественно прятался от директора и учителей, ожидая звонка, за большим шкафом пионерской комнаты.

Когда Фаина Ильинична вышла из класса, Синицын подошел к парте и начал быстро собирать свой портфель. Он, конечно, знал, что сейчас его начнут снова прорабатывать. Чтобы не дожидаться этого, Генка, бодрясь, бросил:

— Опять к отцу опоздал.

— Нет, ты скажи, Синицын, — стала за его спиной Тарелкина, — тебе не стыдно? Ведь только что, три часа назад, ты обещал!

Генка виновато взглянул на нее. Если бы он так смотрел на меня, я бы сразу понял: ему стыдно. Но Ленке этот взгляд ничего не сказал, и она продолжала допытываться:

— Не стыдно, да?

Генка защелкнул замок портфеля и ответил:

— Понимаешь, Лена, я не нарочно. У меня идея появилась.

— От твоих идей наша «Аврора» не вперед, а назад едет, — сердито произнес Миша Саблин.

— Не едет, a идет, — уточнил Генка с превосходством старого морского волка. — Честное пионерское, у меня идея! Эти хвастуны будут разбиты в пух и прах! Сказать?

— Скажи! — загудело звено, столпившись возле нас.

Генка сел на парту, положил на колени портфель, достал оттуда тетрадь по арифметике и карандаш.

— Дадим им морской бой!

— Настоящий!

— Настоящий!

— Как это?

— А вот как. На листке в клетку ставим свою эскадру — один линкор на 4 клетки, два крейсера по три клетки, три эсминца — по две и пять канонерок но одной клеточке. По вертикали ставим цифры 1, 2, 3, и так далее до 10, а по горизонтали — буквы от А до К. Ясно? И — грянул бой, Синопский бой!

(Говоря это, Генка торопливо чертил прямоугольники различной величины. Когда он расставил эскадру в разных клетках листа, мы пришли в неописуемый восторг и начали наперебой хвалить светлую Генкину голову. Боцман попросил Тарелкину отвернуться и назвать любую букву и цифру, как при отгадывании кроссворда по вертикали и горизонтали. Лена назвала 6 на К. Синицын провел карандашом, и лицо его приобрело торжественное выражение.

— Мимо! Давайте прорепетируем! — скомандовал он.

Звено разбилось на две эскадры: синюю и красную. Не прошло и десяти минут, а класс уже гудел от возгласов — одни были радостные, другие — не очень.

Нам с Генкой везло. Так и должно быть, ведь у нас была красная эскадра! Почти каждый наш залп попадал в цель. Тонули в пучине морских волн неприятельские корабли. Каждое потопление вызывало радостный крик «ура!», а редкие промахи не менее боевое «эх!».

Когда Генка вывел из строя еще один торпедный катер синих, я не удержался и сказал:

— Родиться бы тебе лет сто назад, Генка.

— Это зачем же? — не понял друг.

— Был бы ты каким-нибудь знаменитым адмиралом: Нельсоном или Ушаковым, а может, Нахимовым.

— Не хочу, — ответил Синицын. — Вот если бы лет на двадцать попозже — согласен.

Теперь не понял я:

— А это зачем же?

— Темнота, как сказал бы Дипломат, — начал философствовать Генка. — Через 20 лет у нас в стране будет построен коммунизм. Значит, всего будет завались. Бери, сколько хочешь и чего хочешь. И не надо тогда ни учиться, ни работать.

— Я возьму машину «чайку», — открыла свою мечту Лена, — и поеду путешествовать.

— А я ракету, — сказала Киреева.

— Подождите, подождите, — остановил я друзей, — а кто же вам все это даст?

— Сами возьмем.

— Где?

— Ну, в магазине или на заводе, — насторожился Синицын. — Все же будет бесплатно.

Это верно. Фаина Ильинична говорила нам, что при коммунизме все будет, всего будет очень много, и, наверно, не будет денег, значит, бесплатно. Тогда же вечером я рассказал об этом папе, а он улыбнулся и ответил:

— У вас получается, как в сказке, махнул волшебной палочкой и — встань передо мной, как лист перед травой, — автомобиль.

— Ну зачем палочкой, — обиделся я.

— Так по-вашему получается.

— Но ты тоже говорил, что будет изобилие?