Застава - [66]

Табарча вынул носовой платок и методично обтер лицо.

— Мы не потеряли даром времени!..

*

Дома и улицы в этих краях выглядели теперь, как после землетрясения. От взрыва пострадали и окрестные фабрики — «Фише», шоколадная фабрика, «Короана», где работала и Цуцуляска.

Из Баба-Лики, из Котрочанки, Броскэрии и Друмул-Серий к «Вулкану» побежали женщины — посмотреть, что случилось.

Цуцуляска была дома, так как работала в вечерней смене. Добрица ворвалась к ней.

— Слыхала взрыв? На «Вулкане» беда случилась…

Добрица забыла, что сын соседки работал на этом заводе и с ним могло бы случиться несчастье. Поняв это, она устыдилась своей неосторожности.

— Ромика, ты…

Цуцуляска в испуге слушала ее.

— Беги же! Чего ты ждешь?

Но Цуцуляска не хотела торопиться. «А что если, боже упаси, что-нибудь случилось? К чему торопиться?»

— Беги скорей, чего ты сидишь?

Цуцуляска словно чувствовала, что эта женщина хочет толкнуть ее на какое-то недоброе дело.

— Да не пойду я… Лучше дома посижу…

— Дура ты, — вздохнула Добрица, — только теперь осознав: Цуцуляска вообразила, что с парнишкой случилась беда.

— Ничего с твоим Ромикой не случилось, — уверила она Цуцуляску громким и решительным голосом. Ее убеждение в том, что ничего плохого не случилось, было порождено твердой верой, что в этом мире все должно происходить согласно какой-то логике. Как могло что-нибудь случиться с Ромикой. Ведь он еще подмастерье, даже и не женился, как же с ним может что-нибудь случиться?

Ибо Добрица никак не хотела признавать возможность смерти молодого человека, который еще даже порядком и не пожил, не женился и детей не нарожал.

— Пошли, Цуцуляска, идем со мной, — сказала ей соседка приветливым, сердечным голосом, как бы приглашая Цуцуляску в невесть какой тайный мир, в невесть какой рай.

Добрица звала Цуцуляску в мир ее понимания, тот мир, в котором все происходит согласно законам природы.

Цуцуляска беспрекословно оделась, не говоря ни слова, и вместе с Добрицей направилась к заводу. На углу улицы они повстречались с женой Сонсонела, с портнихой Ветуцой. Они тоже бежали на завод узнать, что с их мужьями.

Рабочие знали, что семьи их озабочены, поэтому вскарабкались на заборы, чтобы все видели, что они невредимы. Жандармы обходили завод и били их, заставляя слезть с забора, вернуться в цех. Но они возвращались на прежнее место, влезали на заборы, махали рукой женам и детям, вызывали их по именам, уверяя их, что они не пострадали.

Ромика ждал мать в том месте, где стены «Вулкана» соединяются со стенами завода несгораемых касс. Он заметил ее направляющейся к заводу и помахал ей рукой.

— Здесь я, мама, здесь…

Первой увидела его Добрица. Она схватила Цуцуляску за руку и потянула за собой.

— Смотри, вот он… Ни черта с ним не случилось… Как бы он мог погибнуть такой, неженатый?

Цуцуляска увидела сына, машущего ей рукой и шапкой, и от волнения остановилась. И так и осталась стоять, глядя во все глаза на Ромику.

— Да иди ты, иди к нему, — посоветовала ей Добрица.

*

В тот вечер, как и всегда по вечерам, женщины вынесли к воротам табуретки, расселись и завели беседу. Речь шла о взрыве на «Вулкане».

Каждая старалась в точности припомнить, где именно она находилась в момент события.

— Бог ты мой, какая беда, — вздохнула портниха Ветуца. — Куда страшнее землетрясения. Я как раз кормила детей — и вдруг слышу: громыхнуло…

— Я была у Греку, просила у него постного сахару… Только протянула руку взять кулек, как вдруг… — в свою очередь вспоминала жена Сонсонела.

— Табарчу ищут, приходили с жандармского поста. Жены его тоже не застали, с утра уехала…

— А у Вицу дома что было? — задавала себе вопрос Ветуца. — Я ведь своими глазами видела, как у них из дому вещи выносили… Все-то его вещицы повытаскивали на двор, будто в них черт вселился. Дома был один Фэника, и они все время его допрашивали: «Говори, где твоя семья?» А парню откуда знать?

Цуцуляска слушала рассказы женщин и забавлялась. Каждый раз, когда ей казалось, что они говорят глупости, она не замечала этого и улыбалась какой-то мудрой улыбкой, довольная, что знает много больше, чем они, что понимает, отчего на «Вулкане» произошел взрыв, и многие другие вещи, которых они еще не могли понять.

— Большая это беда, — вздохнула Цуцуляска, которой доставляло удовольствие притворяться, будто и она думает, как и все женщины.

— Да, Цуцуляска, это большая беда… Ты окна Молдавановской корчмы видела? Остался человек без стекол…

— Да, это великое горе, — согласилась и Цуцуляска. — Завод несколько дней простоит, немцы перестанут получать оружие. У меня от этой мысли даже и сердце разболелось. А у вас?

Женщины захохотали.

— Да ну их к черту, этих гадов, от них вся беда на белом свете…

Цуцуляска с восхищением слушала проклятия соседок в адрес фашистов.

Она была счастлива.

*

Сидя на крылечке своего дома, Добрица все время повторяла — так, как любила обычно напевать нравящиеся ей больше всех песни, — те самые слова, которые сказала Цуцуляске, опасавшейся, что с ее сыном случилась беда. «Как он может умереть таким молодым? Как он может умереть, если еще даже не женился?»

Добрица все время напевала тихонько эту песню, как бы нарочно сложенную для успокоения Цуцуляски, не только из любви к ней, но и из опасения. И это опасение было не смутным, а совершенно ясным, четким и болезненным.