Заскоки Пегаса - [13]
Самоуверенно Я ставит ножку на верхний порожек,
строит мне рожи: «Ну что ж ты? Ну что же?..
Надо идти. Огонёк твой пока не погас!»
Хлопая крыльями,
мимо
промчался Пегас.
Елена Яворская
Пегас и муза
Я зрел невидимое глазу,
Я слышал вдохновенья глас.
Моя жена была зараза,
Хоть Музою она звалась.
Я написал стихов немало,
Словарный накопив запас,
И в стойле у меня стояла
Коняга добрая – Пегас.
И вдруг – кошмар, не слышно гласа!
Чудес не зрю – что за дела?!
На живодёрню сдал Пегаса,
И Муза от меня ушла!
Елена Яворская
Очень творческое
Если бы куры
строили куры,
если бы куры курили,
кто бы тогда красовался на гриле?
Так начинается триллер.
Вновь я в стихах принялась бедокурить,
вирши – цветные заплаты.
Нет, не сумела меня окультурить
муза. И смылась куда-то.
Анна Попова
Литературный садизм
Встаёт заря в безмолвии кровавом,
Как призраки, застыли тополя.
Лишь на дубу, немом и величавом,
Заманчиво колышется петля.
Отвергнутый безжалостной кокеткой
И поражённый скорбью мировой,
В последний путь пустился с табуреткой
Замученный лирический герой!
Анна Попова
Памятник
Я без пяти минут лауреат!
На днях чевой-то там себе воздвигну!
Мне выбили на памятник деньжат,
Да только вот пропили половину…
Сегодня скульптор показал эскиз.
Ну, тут-то мы с супругой и присели:
Я с заду – Пушкин, с переду – Есенин,
Ишь, постарался. Абстракционист!
Мне депутаты заявили все:
«Не трусь, Валера, будет в лучшем виде!
Мы вымостим народное шоссе
Вот к этой вот… башке на пирамиде!»
Ну, наконец! Настало торжество!
Супруга прослезилась: «Ах, Валера…»
Собрались возле бюста моего
Пяток чиновников
и три пенсионера.
Дурак, а я-то ждал народных масс!
Нет, не читает классику Россия!..
Наш депутат Пупков отдал приказ,
Мы выпили и тут же закусили.
Прошло пять лет, а воз и ныне там:
Туристы мимо – к Бунину, Лескову…
А на «шоссе» на этом по утрам
С метёлкой бродит бабушка Прасковья.
Плохое место – в парке, у ручья,
А может, нету должного дизайна?
Башка-то ведь не чья-нибудь – моя!
Поэтому – обидно чрезвычайно.
Однажды я услышал разговор,
Гуляли тут культурные старушки:
«Чей памятник? Не знаю до сих пор…»
«Похож на Пушкина…
Но вроде бы не Пушкин!»
Елена Яворская
Стихоплетное
Ах, как мне хочется слагать
Стихи страдательно, по-женски
(слова, трагические жесты
и вновь слова, слова, слова),
рыдать, как юная вдова,
вздыхать, как вечная невеста,
слегка хитрить, немножко лгать,
за отраженьем отраженье
искать бессонно в море грёз…
Да в том беда, что я матрос
на странном корабле без флага,
мой капитан – простой бродяга,
мои собратья – всякий сброд,
мой путь… надеюсь, что вперед.
Слова.
Небрежны и грубы.
Шторма.
Эстетика борьбы.
Беда, беда с высоким штилем!
Кабацким песням – благодать.
По полдуши мы прокутили.
А мне все хочется слагать
воздушно, трепетно, по-женски!
Но жаль, на молоке обжегшись,
ожоги нечем залечить…
Корабль мой мчит, напев звучит.
А курс – на дальний островок,
где вольно бродят стаи строк.
Елена Яворская
Вдохновенное (Мой герой)
Ну вот, финал опять неоднозначен!
Опять герои сбились в гулкий рой.
Жужжат. Спешат куда-то наудачу.
А я опять отчаянно чудачу,
крою, корю, и крою, и портачу,
обрывки фраз по закоулкам прячу…
А в дверь стучат и требуют: «Открой!»
А на пороге – нет, не участковый.
Не слесарь. Не сосед. Не санитар.
А мой герой.
И ну жужжать как овод!
Да знаю, знаю, дай вам только повод,
Шекспира перекрасите в Баркова…
…Герой мой импозантен. И не стар.
Почти что идеал. Почти что дар.
Хоть и небрит. В костюмчике измятом.
В глазах – сосредоточье всех скорбей.
Пригладить! Отучить ругаться матом!
(На автора хватает компромата,
Ведь слово, говорят, не воробей…)
Герой хорош. Он самый-самый (просто
самец… простите, барышни, – герой!),
откормлен карбонатом да икрой,
любезен. При цилиндре и при трости
уже спешит к читательницам в гости.
Не своеволен (гамадрил бесхвостый!
мне повезло с тобою хоть в одном!)
Жужжат, жужжат герои под окном…
Елена Яворская
Новости книгоиздания
– У него всего-то пара приличных стихов, а туда же – издаваться! – кипятился чиновник от литературы.
– Так за свой же счёт, – утешал коллега. – От нас только благословение требуется и больше ничего.
– Вот то-то и оно – благословение! А как прикажешь держать марку, сохранять дух и всё такое? А попробуй зарубить, молодняк сразу в истерику ударится. Мне тут один скороспелый наглец уже намекнул, что мои разгромные рецензии диктует зависть. Ты только вообрази: я – и вдруг завидую! Я! – сорвался на фальцет. – Завидую!
Коллега неопределённо пожал плечами.
Дебютная книга молодого автора была издана. Без той самой пары стихов. Зато с коротенькой вступительной статьёй, подписанной громким (по провинциальным меркам) именем рецензента.
Анна Попова
Муза, жена и собака
Говорят же: не понимают дамы высокой поэзии! Правильно, между прочим, говорят. Вот хоть мою жену возьми. Издаю шестой поэтический сборник – хоть бы строчечку прочитала, да что там, хоть бы в руки взяла! Ну, в руки-то она взяла, когда в шкафу пыль вытирала. Глянула так равнодушно, название прочла – «Орловщина, земля поэта» – и дальше читать не стала. А зря! В литературном клубе меня всегда хвалили. Даже сказали: «Так, как Звонков (это у меня фамилия такая), о природе никто не напишет!»
История не имеет сослагательного наклонения. Эту фразу капитан третьего ранга в запасе Годунов, историк-любитель, слышит так же часто, как и слова о том, что его родной город Орел осенью 1941 года сдали без боя, открыв гитлеровцам прямой путь на Москву. В поисках правды Годунов погружается в книги и архивы, пока однажды неведомая сила не выталкивает его в прошлое, предоставив возможность стать очевидцем этих событий. И не только очевидцем, но и участником. Иначе зачем появилось бы у моряка-подводника удостоверение старшего майора госбезопасности? Не для того ли, чтобы он мог заново отыграть битву на орловском рубеже, повлиять на ход величайшей из войн XX века и вместе с тем изменить свою личную судьбу?
«Счастлива рожденная среди Высших!» – эту фразу благородная Вирита де Эльтран слышала десятки раз. И верила в истинность этих слов, пока судьба не поставила ее перед выбором. У ее слуги Эрна не было ничего собственного, кроме верности, даже имя ему придумала госпожа. И он думал, что это справедливо, пока судьба не дала ему возможность выбора. Смогут ли они выбрать правильно? К добру или к худу?
Эти повести объединяет то, что их герои – наши современники: школьный учитель истории Палыч и его дочь Любка («Жестяной самолетик», «Любкины сказки»), физик и лирик команданте де Ла Варгас и студентка Лиска («Авангардисты»). У них те же печали и те же радости, что у большинства наших сограждан, перешагнувших рубеж веков. Они способны влипнуть в историю, обычную или необычайную, просто шагнув за порог своего дома. Но они никогда не унывают и, верится, найдут выход как из сложной ситуации, так и из скучной рутины.
Девушки гадают на суженых и грезят о любви, обязательно необыкновенной. Да и юноши не чуждаются романтических переживаний. И так – из века в век, во все времена. Что же обретают в итоге? – кто большое, светлое и взаимное чувство, кто – печали и разочарования, кто – семейные радости и проблемы. Возвышенные мечты воплощаются в обыкновенную земную любовь. Или правы юные: любовь никогда не бывает обыкновенной?
Автор ничего не придумывает, он описывает ту реальность, которая окружает каждого из нас. Его взгляд по-журналистски пристален, но это прозаические произведения. Есть характеры, есть судьбы, есть явления. Сквозная тема настоящего сборника рассказов – поиск смысла человеческого существования в современном мире, беспокойство и тревога за происходящее в душе.
Автор книги – полковник Советской армии в отставке, танкист-испытатель, аналитик, начальник отдела Научно-исследовательского института военно-технической информации (ЦИВТИ). Часть рассказов основана на реальных событиях периода работы автора испытателем на танковом полигоне. Часть рассказов – просто семейные истории.
Откуда мы здесь? Как не потерять самое дорогое? Зачем тебе память? Кто ты? Сборник художественных рассказов, антиутопий, миниатюр и философских задач разделен на две части. Одна с рассказами, которые заставят Вас обратить внимание на важные вещи в жизни, о которых мы часто забываем в повседневности будней, задуматься над проживаемой жизнью и взглянуть на жизнь с другой точки зрения. Другая часть наполнит настроением. Это рассказы с особой атмосферой и вкусом.
«Она долго лечилась. Очень долго. Куда только ни ездила: и на орошение, и к источникам. Ничего не помогало. Да она весь город перепахала в поисках хороших и умных врачей. Те лишь руками разводили: мол, вся надежда на бога. А бога в то время и не было вовсе. Точнее, был, конечно, но его официально не признавали. А она лечилась и верила. Верила и лечилась. Подолгу лежала в гинекологических отделениях. И так привыкла, что каждую больницу стала считать вторым домом. В больнице можно было отлежаться и подумать. Она всегда думала только о ребенке.
«…Едва Лариса стала засыпать, как затрещали в разных комнатах будильники, завставали девчонки, зашуршали в шкафу полиэтиленами и застучали посудами. И, конечно, каждая лично подошла и спросила, собирается ли Лариса в школу. Начиная с третьего раза ей уже хотелось ругаться, но она воздерживалась. Ей было слишком хорошо, у неё как раз началась первая стадия всякого праздника – высыпание. К тому же в Рождество ругаться нехорошо. Конечно, строго говоря, не было никакого Рождества, а наступал Новый год, да и то завтра, но это детали…».