Засекреченное будущее - [11]

Журнал «Историк», 2021, № 1

2. Писатель у диктофона

Роскошь шуршащих полос

— Юрий Михайлович, вы пишете почти во всех литературных жанрах: проза, поэзия, драматургия, эссеистика. Есть какой-то общий лейтмотив, по которому узнается авторский почерк?

— Обретение индивидуального, узнаваемого стиля — самое, пожалуй, сложное в литературной профессии. Изобрести, придумать стиль нельзя, он изначально заложен (или не заложен) в тебя как дар. Если не заложен, лучше искусством вообще не заниматься. Есть множество других интересных профессий. Но даже если дар и есть, реализовать его, сделать видимым, воплотить в произведение искусства удается немногим. Должно совпасть множество условий и обстоятельств. Помните, полено, из которого был вырезан Буратино? Оно ведь изначально обладало чувствительностью и пронзительным голосом, однако без папы Карло с рубанком и резцом никакого Буратино не было бы в помине. Примерно так и со стилем…

— Когда вы начали писать стихи, сразу поняли, что литература — это ваш путь?

— Нет, не сразу. Безапелляционная уверенность в собственной избранности — верный признак графомании. Таланту свойственны сомнения в себе, которые преодолеваются творческим упорством и очевидными результатами. Я сначала готовился в архитекторы, потом в литературоведы, не будучи уверенным в своем стихотворном призвании, хотя стал довольно скоро одним из самых известных поэтов своего поколения — рожденных в пятидесятые. Ощутил я себя профессионалом только тогда, когда перешел на прозу.

— Вам приходилось носить рукописи в издательства, получать отказы, просить рекомендательные письма… Или вас сразу признали как писателя?

— Чтобы тебя сразу «признали писателем», надо перепрыгнуть этап ученичества, но это пока никому не удавалось. Подающим надежды, да, меня признали почти сразу, но, разумеется, как у всякого начинающего автора, у меня были и унизительные редакционные отказы, и разгромные внутренние рецензии, и такие жестокие обсуждения моих ранних стихов на семинарах, что хотелось покрошить зоилов из АКМа, последнюю пулю оставив себе. Обращался я за помощью, как это было тогда принято, к старшим товарищам — Владимиру Соколову, Константину Ваншенкину, Вадиму Сикорскому, Римме Казаковой, Ларисе Васильевой, Вадиму Кузнецову, Николаю Старшинову… Они, кстати, охотно помогали и не только мне, давали мудрые советы, писали предисловия, рекомендации для вступления в Союз писателей, хлопотали в издательствах. Все эти страдания начинающего автора подробно описаны в моем эссе «Как я был поэтом», которое вошло в сборник «Селфи с музой».

— А когда пришел первый — с вашей точки зрения — успех?

— У меня было два первых успеха. Сначала я получил известность как поэт. Это произошло после выхода моей первой тоненькой — в один авторский лист — книжечки стихов в молодогвардейской серии «Молодые голоса», где дебютировали многие мои сверстники. Теперь имена большинства из них прочтешь разве что на могильных плитах. Назывался сборник «Время прибытия», а тираж — только не падайте — 30 тысяч! Сейчас Солженицына выпускают в лучшем случае в количестве пяти тысяч экземпляров. Второй, и главный успех, обрушился на меня в 1985 году, еще, кстати, при Черненко, когда журнал «Юность», возглавляемый Андреем Дементьевым и выходивший тиражом 3,5 миллиона экземпляров, опубликовал мою повесть «ЧП районного масштаба», которую до этого четыре года не пропускала цензура. И я проснулся знаменитым. Обсуждения этой вещи прошли по всей стране — от Бреста до Сахалина. Меня останавливали на улице и вступали в творческую полемику… Вскоре появился лихой одноименный фильм Сергея Снежкина, вызвавший еще больший ажиотаж. Интересующихся отсылаю к моему мемуарному эссе «Как я был колебателем основ», оно включено в упомянутый сборник «Селфи с музой».

— Известный писатель не всегда популярный писатель. Вы именно популярный писатель и ваши произведения стали частью массовой культуры. Вы готовы и дальше идти навстречу нашему времени — писать сценарии для сериалов, участвовать в ток-шоу, писать на актуальные темы и так далее? И на какое требование современности вы, наоборот, никогда не пойдете?

— Известный и популярный писатель — это примерно одно и то же. А вот хороший и популярный писатель совсем не одно и то же. Я пережил столько известных, увешанных премиями прозаиков и поэтов, которые попросту не умели писать прозу и стихи, что дух захватывает. Известность, полученная в результате целенаправленной раскрутки, недолговечна. Волчок, если не сообщать ему постоянно толкательное движение, переходящее во вращательное, остановится и упадет на бок. А вот, если известность происходит из спонтанного интереса читателей к хорошо написанной книге, это другое дело, это всерьез и надолго. Сценарий сериала я писал один раз в жизни, в трудные 1990-е, когда надо было кормить семью. Давно этим гиблым делом не занимаюсь. Только авторизую сценарии экранизаций моих вещей. Вы меня, видимо, перепутали с Геласимовым или Слаповским. На телешоу я почти перестал ходить. Делаю исключения разве что для Владимира Соловьева. Три часа просидеть в студии, наблюдая самообожание ведущих, а потом в течение двух минут проорать, что ты думаешь, это не для меня. Никогда не соглашусь с требованием времени признать деньги мерилом жизненного успеха, хотя и зарабатываю неплохо.