Засекреченное будущее - [10]

Обещанного пять лет ждут. Дождались. Вроде бы, процесс воссоздания такой организации запущен. Но когда я узнал, что в оргкомитете инициативу опять перехватила Роспечать, мне стало ясно: ничего путного из этой затеи не выйдет. Зачем городить огород? О том, что Шишкин — лучший стилист, мы уже знаем. Обойдемся без директив от «малого меньшинства»!

Газета «Культура», октябрь, 2020

Беззаботный пессимизм

В год 30-летия развала СССР невольно задумываешься о прошлом, задавая себе вопрос: «А могло ли быть иначе?» По-моему, крах Советского проекта был предрешен тогдашним состоянием умов, охваченных нарастающим неверием в те смыслы и практики, а проще говоря, в слова и дела, которыми жил СССР. Виновата ли в этом охлаждении к «красному проекту» Советская власть, точнее, верхушка КПСС? По-моему мнению, безусловно виновата. Она, объявив себя «нашим рулевым», постоянно опаздывала с реформами экономики, остававшейся во многом мобилизационной, не преуспела в насыщении прилавков, особенно провинциальных, «ширпотребом», не обеспечила обновления идеологии, сохранявшей детское простодушие баррикад, а народ-то к тому времени вырос… Власть до последнего держалась упертого атеизма, хотя примирение с ведущими конфессиями давно назрело, к тому же, многие страны соцлагеря давали образцы мирного сосуществования религии и коммунистической идеологии. А меня еще в 1979 году гоняли на «комсомольскую антипасху»…

В общем, претензии можно предъявлять до посинения. Но и сказать, что страна не развивалась тоже ведь нельзя. Развивалась буквально на наших глазах, причем, сохраняя при этом заявленный ранее принципы равенства и социальные гарантии. Впрочем, тогда многие этого не ценили, как не ценят иные мужья верных, хлопотливых, но чересчур и властных жен…

Мне в те годы приходилось много ездить по стране. Как относились простые люди от Бреста до Курил к Советской власти? Я бы это отношение назвал хмурой привязанностью. Речь прежде всего о старшем поколении, помнившем времена, по-настоящему трудные, а то и невыносимые. Более того, в народе жило эдакое чувство ворчливого оптимизма. Коммунизма уже, конечно, не ждали, но, зайдя, в магазин, где на выбор красовались советские холодильники разных марок, в грядущий развитой социализма поверить было возможно.

Другое дело — интеллигенция, особенно столичная, и «номенклатура», а лучше воспользоваться забытым ныне словечком «совпартактив». В этих стратах укоренилось твердое убеждение, что им недодали, что люди умственного труда достойны большего. А если граждане выезжали за рубеж, пусть даже в соцстраны, то, вернувшись, наш рынок товаров и услуг они воспринимали как издевательство, хотя никто не голодал и разутым не ходил. Доминантой интеллигентного мировоззрения стал иронический скептицизм в отношении «этой страны». Тогдашняя сверхпопулярность ухмыльчивого Жванецкого, которого ныне трудно читать, вовсе не случайна. Но при этом у большинства, за исключением тех, кто наладился в эмиграцию и культивировал в себе неприязнь к «красному Египту», сохранялась уверенность в том, что в СССР при правильной постановке вопросов и верном их решении может все измениться к лучшему.

Собственно, спорами о том, что и как надо менять, была заполнена вся перестроечная пресса. В редакции «Литературной газеты», помню, стояли рядами мешки писем с читательскими проектами обновления страны, приходившими в рубрику «Если бы директором был я…». (Сначала хотели назвать — «Если бы генсеком был я…», но старшие товарищи отсоветовали) Когда я, будучи главредом ЛГ, пытался в нулевые годы возродить эту рубрику, поименовав «Если бы президентом был я…», никто, кроме двух-трех шизофреников, не откликнулся. Даже лютый антисоветчик Солженицын назвал свой прожект «Как нам обустроить Россию?» Заметьте, не возродить, не отстроить, не восстановить… Руины не обустраивают.

Но именно этот остаточный оптимизм, замешанный на идее неизбежного прогресса, и сыграл с СССР злую шутку. Наши гормональные либералы часто спрашивают, мол, а что же никто в 1991-м не вышел защищать вашу Советскую власть и КПСС? Ответ до обидного прост: никто не верил, исходя из своего жизненного опыта, что перемены могут быть к худшему. А ведь Виктор Цой предупреждал нас, завывая: «Мы хотим перемен…» — с безысходностью кладбищенского ворона. Но никому в голову не могло прийти, что молодой речистый генсек Горбачев, выдвинутый вместо кремлевских старцев, помиравших с роковой последовательностью персонажей Агаты Кристи, не только не вытащит страну из застоя, а попросту ее угробит. Никто не верил, что вожделенная многоукладность экономики приведет к алчному «олигархату», что сокращение военных расходов кончится тем, что оголодавшие солдатики будут побираться возле магазинов, а крейсера станут резать на иголки… Предупредить о возможном обвальном регрессе должны были интеллектуалы, но они страдали тем же прекраснодушием, что и остальные… Были провидцы, к примеру, Александр Зиновьев или Вадим Кожинов. Но кто их слушал!

Сегодня мы имеем в Отечестве ту же усталость населения от персонифицированного курса, те же постоянные опоздания власти с принятием решений, те же невыполненные обещания, тот же ненадежный, иронический «совпартактив», ту же жутко устаревшую идеологию, которая называется «отсутствие идеологии»… Но есть два принципиальных отличия, и они могут дорого обойтись исторической России. Первое. Взамен ворчливого оптимизма людьми сегодня овладел беззаботный пессимизм. И второе. Наша «перелетная элита» в своем большинстве антипатриотична и антинациональна, она не верит в будущее страны проживания и готова в любой момент сдать с таким трудом возвращенный Путиным суверенитет, как постылый партбилет, с которым хлопот больше, чем навара…