Заряна-печальница - [4]

Душа горит!

И через двадцать лет

Тревожат рощу плачем соловьи.

О время, время,

Мне дымы твои

И ныне заволакивают свет!

Туристы из ФРГ

Людно и цветасто на вокзале…

Недругов

Не так у нас встречали.

Нашенское «милости прошу»

Ихнее «гут морген» заглушает.

Только я с поклоном не спешу,

Что-то мне под ложечкой мешает.

Из Германии гостей

Экскурсовод

Провожал глазеть на стены-кручи.

А в глазах моих

Былого тучи

Поднимались,

Кроя небосвод.

Я стоял

И в прошлое глядел:

Над Псковой

Молчали грозно башни,

Давний день,

Как будто день вчерашний,

Болью незабытою гудел.

Юнкерсов кресты

Опять в глазах,

Кажется, земля насквозь пробита

Бомбами.

Земля моя в слезах,

Кровью нашей русскою

Залита.

И не кто-нибудь — отец,

Отец

У стены под дулом автомата.

Без промашки

Бьет в упор свинец,

Смерть-свинец немецкого солдата…

Я ни в чём туристов не виню,

Их тогда и не было на свете.

За отцов

Не отвечают дети.

Но и память

Не предашь огню!

Верность

С годами тяжелее ноша

И осторожнее шаги.

Не скроет ямину пороша,

В тени не спрячутся враги.

Смотрю я ближе,

Вижу дальше,

Не ослепит и яркий свет.

Я не лечу,

Как глупый вальдшнеп,

С открытым сердцем под дуплет.

Мне прозевать зарю —

Потеря,

Как летом полю —

Суховей.

Я, время на минуты меря,

Ничуть не становлюсь скупей.

И мера радости иная,

И горя мера уж не та.

Но Русь

Ржаная и стальная

Не канет в прошлые лета.

Иные у нее орбиты,

Но взлет ее у той межи,

Где у печальницы-ракиты,

Навылет пулями пробиты,

Солдаты держат рубежи.

ТЕТЕРЕВИНАЯ ПОЛЯНА

Тетеревиная поляна

Сюда слетались

Не впервые

Драчливые тетерева.

Им сосны нравились кривые

И прошлогодняя трава.

Слетались затемно,

Сходились

И славили весну и высь.

И сотней зорь они светились

И, как положено, —

Дрались.

Крыло в крыло —

Сшибались гулко,

Раскинув радугой хвосты…

И никла дедовская «тулка»,

Не смея тронуть красоты.

От света сказочного пьяный,

Сосновый покидаю кров,

И в честь меня

Дает поляна

Стозвонный залп тетеревов!

Сохатый

Давным-давно

Он бродит в одиночку,

Беду и радость

Делит сам с собой,

Осин промерзлых

Горестные почки

Жует неспешно замшевой губой.

У ельника в затишке

Греет тело

На предвесеннем солнышке скупом.

Но изморозь,

Что по хребту осела,

Не растопить и мартовским теплом.

И даже к шуму

Вовсе равнодушен:

Не слышит потревоженных сорок,

И грохота машинного дорог.

Он лишь безмолвью ельника

Послушен.

Стоит, жует…

И всё же сила сока,

Что бродит тайно в почках молодых,

Ударила по жилам

Жарким током

И заискрилась на боках крутых.

И вздрогнул лес

От радостного грома.

Пропала белка молнией в снегах.

Весенний зов,

Как солнышко, весомо

Сохатый нес

На вскинутых рогах.

Листопад

Срывает листья

Осенний ветер,

Мечутся, рыжие, на планете.

В метелице знобкой

Такая тревога!..

Прилягу устало

У доброго стога.

Прилягу,

Озябшую спину согрею.

А листья куда-то —

Скорее, скорее…

Вот-вот закричат беспокойно,

Как птицы,

Над полем продрогшим

Начнут табуниться.

Но листья — не птицы,

Не сбиться им в стаи.

Куражится ветер,

Бездомных взметая.

А рыжим —

К земле бы холодной щекою,

Окутать огромную

Желтой тоскою!

И хочешь не хочешь,

И надо ль не надо —

Вбираешь душой

Маяту листопада.

Подранок

Он жил, как все,

Законом стаи:

Бездумно шел за вожаком,

То к тучам весело взмывая

С гусиным звонким косяком,

То из-за туч,

Крыла смыкая,

Скользил за дальний косогор…

Гуляла,

Пела в небе стая,

И в сердце ликовал простор!

Ему бы петь и мчать бездумно,

Как прежде,

Вторить вожаку,

Когда бы там,

                    внизу,

                             не гумна

И не ударил гром в строку!

Взметнулась стая,

Строй нарушив,

Сомкнула поредевший ряд…

Предзимье люто веет в душу,

И раны под крылом

Горят.

Его болото приютило,

Озера грели

Как могли.

Но не вернулась крыльям сила,

Что отрывает от земли.

Подстерегают птицу страхи

За каждой кочкой и кустом.

И елка,

В старенькой рубахе,

Склонилась маковкой-крестом.

Я иду

Не пойму я:

Поле или море?

Счастье впереди,

Глухое ль горе?

Но иду…

А мне сейчас бы — в сани

Под тулуп овчинный!

Гикнуть: «Н-о-о!»

И в родную хату,

К тетке Мане…

Не видались мы

Давным-давно!

Только теток на пути —

Не часто.

И скрипят,

Скрипят мои шаги

По разливу мартовского наста.

По волнам-сугробинам

Глазасто

Катятся зеленые круги.

Даже солнце смотрит

Неулыбкой,

Стынет

Незнакомою звездой.

Синь

Нависла ледяною глыбой,

Ждет,

Чтобы обрушиться бедой.

Не пойму я:

Поле или море?

Счастье впереди,

Глухое ль горе?

Но иду!

Отголосок ноября

С годами

Мыслится и любится

Иначе:

Не властна тьма,

Не ослепляет свет.

И горькие былого неудачи

Становятся лишь суетой сует.

Награды нет,

И нету круглой даты.

Но и черта ведь

Не подведена.

И луч последний

Тихого заката

Звенит и греет сердце, как струна.

Сгущаются лиловые потемки,

Но где-то зреет новая заря!

И первый лед,

Задумчивый и ломкий,

Пока лишь —

Отголосок ноября.

Далекая страна

Валентине и Николаю Буйловым

В далекую страну,

Как в старину,

Назад на тридцать

Или триста лет

Уводит незаметный след.

В полузабытой той стране

Идет мальчишка по стерне,

Идет, по колкой,

Босиком,

К отцу на пашню с узелком.

А в поле

В очи сорванца —

Улыбка добрая отца,

На пашне шумные скворцы

И скирды —

Скирды-близнецы.

В мальчишке том

И в той стране

Я узнаю себя

И Русь.

Я

К темной, выцветшей стерне

Всем сердцем снова прикоснусь!

Как в годы давние,

Меня

Отец посадит на коня:

И вновь придвинутся леса!

И что мне колкая стерня,

И августовская роса!

А мой отец смеется мне,