Заря над Уссури - [69]
В маленькой комнатушке, отведенной старшим ребятам для работ, братья выделили Вадиму самодельный шкаф с полками и необходимым инвентарем «рабочего» человека — напильниками, сверлами, молотками, пилами. Отец смастерил младшему дотошному сыну станок для несложных работ по дереву. С тех пор дни Димки потекли стремительно; он не знал праздной минуты, не терпел безделья; со свойственной ему кипучей страстностью он отдавался учебе и с тем же жаром и упоением пилил, строгал, точил бруски деревьев разных пород — дуба, ясеня, березы, ореха, — у каждого дерева своя окраска, свои линии и своя служба.
Учителя в школе хвалились работами Вадима по дереву. Он приносил тщательно выточенную модель ветряной мельницы с подвижными изящными крыльями, или деревянного конька-горбунка с сохой, или стройную яхту с алыми, как у богатых китайских шаланд, парусами, или замысловатую, «с секретом», коробку с выжженным по дереву тонким рисунком.
Охотно бывал он в мастерских, где работал отец; там приобщался сложному мастерству токаря по металлу — отец учил его работать на станке.
Вадим как прикованный мог часами следить за работой отца, за его быстрыми, выверенными движениями, с наслаждением слушать остро пронзительный, сверлящий уши визг потревоженного металла.
Со станка, завиваясь, как змея, ползла тонкая голубая стружка и падала, рассыпаясь, у ног токаря. Не было случая, чтобы отец запорол сложную деталь: несмотря на безошибочный глаз и мастерство, он все делал, строго сверяясь с чертежами, которые отлично читал, все делал уверенно и точно.
Уйдя в работу, он забывал о сыне. Брал отточенную блестящую деталь и, держа на шероховатой широкой ладони, долго, придирчиво ее рассматривал. Потом, словно нехотя, клал ее на полочку с готовой продукцией.
Вадиму казалось, что отцу жалко расставаться со своим созданием, еще хранящим благословенный жар беспокойных пальцев токаря.
Безмятежные дни Яницыных оборвались неожиданно: отец стал приходить из мастерских мрачный, чем-то глубоко встревоженный, подавленный.
Семья тоже глухо, подспудно волновалась: чуяла что-то неладное.
Отец на тревожные расспросы Марьи Ивановны отвечал немногословно, уклончиво, и мать пугалась, но брала себя в руки: «Все ударимся в испуг — мало хорошего будет…»
Однажды Николай Васильевич сидел в темноте перед открытым зевом пылающей голландки и, словно его бил озноб, все тянул и тянул руки к раскаленному чреву печки.
Со вздохом, как нечто уже бесповоротно решенное, он сказал сидевшей рядом жене:
— Нам, мать, придется уезжать из Владивостока.
Марья Ивановна так и ахнула:
— Ах, отец! Да ты в здравом ли уме? Куда еще? Сколько лет тихо и мирно тут прожили — и срываться с насиженного места? Ополоумел…
— Не по доброй воле-охоте, мать…
— Да что такое приключилось-то? Как гром среди ясного неба…
Случилось непоправимое. В мастерских разразились события, из-за которых слаженная жизнь Яницыных полетела кувырком…
Федотов — товарищ Николая Васильевича, проработавший с ним рядом на станке много лет, из-за небрежности администрации мастерских попал под свалившуюся чугунную «чушку».
Из больницы он вышел инвалидом — по локоть отрезали руку. Управляющий распорядился уволить его. В мастерских вспыхнули стихийные волнения: рабочие требовали вернуть Федотова, дать ему посильную работу. Управляющий вышел уговаривать рабочих: Федотов виноват, по его вине свалилась «чушка» — был пьян как стелька, разило за версту водкой…
Рабочие знали, что Федотов в рот не брал спиртного, и в ответ на слова управляющего громко зароптали. Разгневанный явной ложью, Яницын потерял контроль над собой, рванулся к управляющему, схватил «за грудки»:
— А ну-ка, дыхните, господин управляющий! Это от вас разит… коньяком, а вы… Ложь! Верните Федотова, он капли в рот не берет… Семья голодает…
Управляющий побелел. Яницын опомнился, выпустил его из железных рук.
Федотова вернули в мастерские, устроили сторожем, и как будто все вошло в колею. Но недавно Николая Васильевича вызвали в контору. Там поджидал его, развалившись на стуле, пристав. Он «по-отечески» посоветовал Яницыну убираться из Владивостока «ко всем чертям».
— Опрошенные нами рабочие в один голос называют вас смутьяном и заводилой. К бунтам подстрекаете? Забыли, чем это пахнет? Галстуки еще в моде. Большевик, наверно?
— Не большевик, — ответил Николай Васильевич, — не удостоен… пока… И никуда уезжать не собираюсь…
— Уедешь, уедешь как миленький! — наливаясь чугунной кровью, взревел, как кабан-подранок, тучный пристав. — Здесь тебе, господин подстрекатель, не жить!.. В ножки кланяйся господину управляющему: просил убрать без насилия и огласки вон с его глаз, а то бы… ты у нас засвистел как миленький. Не сгинешь в тартарары вскорости — такое дело состряпаем, что и парней своих за собой в тюрьму потянешь!..
А сегодня последовал вызов в жандармское управление. Отеческих советов уже не было: «Убирайтесь подобру-поздорову! Две недели сроку! Еще благодарите господина управляющего — просил без экстренных мер: дети, мол…»
Марья Ивановна уже не ахала. Не плакала. Произвол? Произвол! Но беззащитен, бесправен трудящийся человек перед страшной казенной законностью; у жандармов и полицейских закон что дышло, куда повернул, туда и вышло. Так подстроят, такую «возмутительную» литературу подкинут, что и сыны будут захвачены в их злопыхательские сети. И так поступок по нынешним временам крамольный, — подумать только, самого господина управляющего — за грудки! Тюрьмы переполнены. Жива память о беспощадных столыпинских расправах над заключенными «политиками», о виселицах во дворах тюрем.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.