Заря над Уссури - [59]
— Еле приволок! — торжествовал Силантий, с почетом водружая бочку в сенях. На истощенном, болезненном лице его горел свекольный румянец возбуждения. — Поговорил по душам с ласковым чертом. Он как бес в преисподней вертелся, трёс рыжей бородой, ластился ко мне, как теля к матке, — смеясь, рассказывал Силантий. — И живьем грозил съесть, и улещивал. Но сам рыбак в мережу попал. «Да разве я ее, милушку, — поет он мне, — чем обидел? Тихая она в работе…» — «Мы кого обидим, того зла не помним, — тоже сладкопевно отвечаю я ему. — А что она тихая — не обессудь: тихая вода берега подмывает». — «Да много ли она наработала, родименький ты мой, посуди сам, брательничек. На твоих глазах дело было, еле-еле ноги передвигала. Не тебе говорить, ты сам знаешь, что рыбный день зимний месяц кормит. Что заработала — сполна ей отдам. Только легко было ее беремя…» — «На чужой спине, отвечаю, завсегда беремя легкое. — Напролом пру: — Отдай заработанное, отдай сиротское!»
Без кулака к носу дело не обошлось, кое-какие грешочки ему напомнил.
«Чего ты, — уже не поет, а скрипит он, — чужую крышу кроешь, когда у тебя своя течет? Тебе бы поосторожнее быть, — осторожного коня и волк не берет. Какое такое твое дело?» — «Мое кровное дело, отвечаю, все село на ноги подниму, а не дам тебе, рыжий пакостник, сожрать солдатку с ребятами. И волком мне не грози, — это не так просто, от слова до дела сто перегонов… Ты рыбу, говорю, ешь, да рыбака-то не съешь». И отдал, отдал, завидущий! — восклицал, сам не веря удаче, довольный Силантий. — Спасибо тут еще его Марья подоспела: «Отдай ты им бочку, говорит, может, они здоровья мне за это попросят. Нам с тобой вдвоем и без того хватит…»
Он тут на нее немного скособенился, но так по-доброму говорит:
«Иди, иди к себе, Марьюшка. Мы все по-любовному решим. Иди-ка в спаленку, Марьюшка…»
Настя долго смотрела в угол, заставленный рядом икон старинного письма с суровыми лицами святых, почерневших от времени и копоти.
— Карты-то правду говорят! Раскинула я их вечор, все выходила дорога и нечаянный интерес! — оживленно затараторила Настя. — Впрямь нечаянный интерес! Дал бог рыбку, даст и хлеба! — Закрестилась в темный угол, закланялась торопливо. — Дай здоровья рабе твоей Марье и защитнику сирых Силантию Никодимычу…
Сверкали синие счастливые глаза Лерки, благодарно и восторженно устремленные на смеющегося Лесникова.
— А напоследок дядя Петя и говорит смиренным голоском: «Бери, бери мое добро, я привык жить по совести…» — «И на свинью совесть напала, как отведала хворостины», — брякнул я ему. Смеется он на мои слова, а у самого зубы со зла постукивают… Вижу, рада ты, девонька? Оно и понятно, как не возрадоваться: маленькая рыбка завсегда лучше большого таракана! Бесстыжий! Жадность его заедает, и чем старше, тем он дурее делается, как я примечаю. Раньше с ним таких бессовестных промашек не было. Хватает и ртом и задницей, и все ему мало. Такой становится напористый, настырный, никак с ним не разделаешься: стряхнешь его с горба — он на руки лезет!..
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ДА ЗДРАВСТВУЕТ РЕВОЛЮЦИЯ РАБОЧИХ, СОЛДАТ И КРЕСТЬЯН!
Глава первая
Откричала — отшумела сходка, а бородатые мужики, возбужденные и злые, все еще грудились на крыльце и под окнами школы; свирепо пыхтя самокрутками — козьими ножками, продолжали спор.
Вчерашний политический преступник, «царев ворог», бесправный ссыльный поселенец, а ныне вольный гражданин великой, свободной России, Сергей Петрович Лебедев с усмешкой наблюдал в окно за медленно расходившимися по домам темнореченцами. «Проснулись, мужички-лесовички? Чешете затылки? Хватает жизнь под ребра, требует ответа?»
Лебедев остался один в классе. Устало сел на деревянную скамью; навалившаяся хворь ослабила руки, затуманила голову: все силы выкачали ежедневные собрания, митинги, сходки, спешные разъезды по деревням. Устало обвел взглядом обшарпанные стены класса. «К гражданам России!» — прочел он висевшее на стене обращение — и будто на время схлынула, отступила болезнь! Граждане! К гражданам России обратил Владимир Ильич Ленин 25 октября 1917 года простые и великие слова, набатно прогремевшие по стране и поднявшие народ от края и до края.
«К гражданам России!
Временное правительство низложено. Государственная власть перешла в руки органа Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов — Военно-революционного комитета, стоящего во главе петроградского пролетариата и гарнизона.
Дело, за которое боролся народ: немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством, создание Советского правительства, это дело обеспечено.
Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян!»
С каким благоговением вчитывались миллионы русских людей в эти ясные строки: они несли народу желанные, чаемые веками социальные преобразования! Их добивались беззаветно, за них гибли поколения революционеров.
Мир. Земля. Рабочий контроль. Советы.
Лебедев мысленно оглянулся назад. Весь семнадцатый год прошел в горячке жарких событий. Минувший день истории — Февральская революция, но исполать ей: навсегда свергнута русская монархия, как подгнивший дуб, рухнул вековечный рабский уклад жизни.
