Зарубежный детектив - [128]

— Вот оно, — внятно произнес сидевший за рулем Бакконье. — Поместье Гренуйер. Я ожидал увидеть пальмовую аллею куда длиннее. И подрезать эти пальмы не помешало бы. Вон сколько мертвых листьев…

Он словно размышлял вслух, но Жардэ не откликался.

Кованые ворота были приоткрыты. Выскочившая из будки огромная немецкая овчарка бросилась им навстречу, едва сдерживаемая цепью.

— Сидеть, Сики! — приказал чей-то голос.

Полицейские увидели высокого мужчину. Лицо его, исчерченное глубокими выразительными морщинами, почти сливалось с густой копной седых волос. Повелительный взгляд темно-зеленых, пронзительных глаз, обветренная кожа, непритязательные, стираные джинсы, ковбойка в белую и синюю клетку, широко распахнутая на загорелой груди. «Недурно для своих шестидесяти пяти лет», — невольно подумал Жардэ.

— Чем обязан?..

— Я комиссар Жардэ, а это — мой коллега, инспектор Бакконье. Мы желали бы переговорить с господином Пьером Делакуром.

Если мужчина и удивился, то ничем не выдал этого и просто ответил:

— Это я. Пожалуйста, проходите…

За тяжелой, в медных нашлепках дверью из темного дуба оказалась такая же темная, широкая прихожая с полом, вымощенным черно-белым мрамором. Стены между тремя приоткрытыми дверями были заняты полками, провисшими от избытка книг. Жардэ отметил про себя довольно опрятный вид прихожей и бросил на Бакконье выразительный взгляд.

Хозяин впустил их в одну из просторных комнат с окном, упиравшимся прямо в буйный неоглядный виноградник. Здесь тоже было опрятно. Запах старого дерева и воска смешивался с чуть уловимым запахом дорогого табака. Большой книжный шкаф из светлого, почти серого орехового дерева соседствовал с широченным письменным столом. Жардэ с удивлением отметил абсолютно голую поверхность стола. Ни бумаги, ни папки, ни каких-либо принадлежностей для письма. Г-н Делакур предложил им сесть в довольно неудобные кресла с высокими спинками, обтянутые полотном в серую и бордовую полоску. Сам он сел к ним лицом, но не за стол, а возле печки голландки. Тиканье ходиков в коридоре как бы завершало этот патриархальный антураж, чересчур строгий, слишком определенный и торжественный, вопреки тому, что за глаза представлял себе Жардэ. И он снова спросил себя, какая связь может быть между этим холодным, притворно непринужденным человеком — живым воплощением зажиточной земельной буржуазии, — и совершенно мерзкими убийствами, которые ему поручено расследовать.

— Итак, господа, — начал Делакур, разводя руками.

Жардэ, посчитавший, что для этого визита следовало надеть галстук и пиджак, хотя бы легкий, исходил потом. Он порылся в карманах и не без труда вытащил фотографию девочки, служившую Жюльену Комбрэ закладкой для книги стихов Рембо. Собираясь поговорить о Бертране Абади, комиссар в последний момент передумал, почувствовав вдруг, что располагает большей свободой маневра… Не может быть, чтобы в Мостаганеме или Йере Жюльен Комбрэ не соприкасался с кем-то из Делакуров или Данселей.

Бакконье удивился про себя, увидев, что шеф вытащил только эту фотографию, и подумал, что комиссар держит другую про запас, для дальнейшего расследования.

— Месье, — церемонно обратился Жардэ к Делакуру, — не изволите ли взглянуть на эту фотографию.

Тот поискал рукой очки на маленьком столике («Хочет выиграть время», — подумал Жардэ), не торопясь надел их и внимательно стал разглядывать фото.

— Это моя племянница Анжелина, — произнес Делакур ровным голосом. — Моя племянница Анжелина, погибшая в Алжире пятнадцать лет назад. Можно ли узнать, как этот снимок оказался у вас?

Жардэ не ответил и протянул ему другую фотографию — Анжелина с друзьями.

— Это опять она, моя племянница, с ребятами, но этот снимок, должно быть, сделан несколько раньше. Впрочем, если смотреть вблизи, то толком и не поймешь. И вы хотели видеть меня только для того, чтобы показать мне эти, в общем-то, милые фотокарточки? Признаться, не нахожу в них особого интереса.

Жардэ пропустил иронию мимо ушей и спросил:

— Пожалуйста, посмотрите внимательнее второе фото и скажите, не узнаете ли вы кого-нибудь на нем.

— Когда-то, безусловно, я мог бы назвать имя любого из этих лиц, но сегодня, право… Куда вы клоните?

«Голос чуть повысился, — отметил про себя Бакконье. — Сейчас он рассерчает и начнет грубить».

— Прошу вас рассказать мне все, что вам известно об этом мальчике на фотографии, крайнем слева, который жил у вас в имении, в Алжире, в 1956 году. Скажите мне также, не встречали ли вы его с тех пор.

Выражение лица Делакура слегка изменилось. Призыв к памяти он воспринял с явным облегчением:

— Ага, значит, вы хотите поговорить о племяннике моего бывшего управляющего! Отчего было не спросить об этом прямо? Значит, это он изображен на этом фото? Ни за что бы его не узнал. Покажите-ка фотографию еще раз. Да-да, верно. Воспитанный мальчик, ловкий, как обезьяна… ухитрялся собирать столько же винограда, как и взрослые арабы, работавшие у меня по найму. Вы скажете мне, что арабы… Он приезжал на каникулы к моему управляющему… Великолепный, кстати, был управляющий, жаль, не смог удержать его после нашего переезда во Францию.