Зарубежный детектив 1984 - [143]

Позавтракав в кондитерской Росио, Мануэль и дон Лотарио посидели немного на террасе казино «Сан-Фернандо».

— Привет, Мануэль, что это ты тут сидишь вместо того, чтобы вести расследование по делу смерти Антонио, как тебе велит долг? — спросил Фараон, подсаживаясь к ним.

— Да вот докуриваю сигарету и собираюсь отправиться в контору... Все еще никак не могу прийти в себя после свадьбы дочери.

— Да, выдавать дочек замуж не то что женить сыновей. Когда женился мой Курито, с меня словно с гуся вода. А вот когда вышла замуж моя Сара, я несколько дней ходил как в воду опущенный.

Имя дочери Фараона напомнило Мануэлю о другой Саре, учительнице, и обо всем, что было с ней связано.

Фараон отошел и присоединился к соседней компании поболтать. А Мануэль достал уже известный нам список больных и стал читать его вслух, делая паузу после каждой фамилии или адреса.

Неожиданно Плиний увидел нотариуса, который, держа под руку жену, переходил с ней через площадь. И, как всегда, отметил про себя его элегантность. Жена рядом с ним выглядела невзрачной простушкой, одетой слишком скромно... И вдруг на память ему пришли слова «иберийский фарс», который якобы произошел с доном Антонио в тот день... «Иберийский фарс»... Чисто интуитивно, как сказал бы дон Лотарио, его мысли обратились к Саре, к разговору с ней у него дома, в столовой. Он вспомнил, что совсем забыл спросить, не говорил ли ей дон Антонио в ту ночь об этом «иберийском фарсе».

Тут же, не откладывая в долгий ящик, как делал всегда, принимая какое-нибудь оперативное решение, Плиний вошел в казино, разыскал в телефонной книжке фамилию учительницы и позвонил ей, чтобы узнать, дома она утром или в школе. К телефону подошла сама Сара. Она ответила ему, что дома и, конечно, примет его.

Вернувшись на террасу, Мануэль рассказал дону Лотарио о своем желании повидать учительницу и объяснил, почему это необходимо.

— Отвезти тебя к ней?

— Нет, я пойду пешком. А ты жди меня здесь.

 

На третий звонок ему открыла дверь учительница. Она была в вельветовых брюках и туфлях на высоченных каблуках.

— Что нового, сеньор Мануэль? — спросила она печально.

Сара была превосходно сложена, и Мануэля нисколько не удивило, что дон Антонио прельстился ею.

Они уселись в камышовые кресла под навесом в небольшом садике. Несмотря на беспредельное горе девушки, жизнь светилась в ее глазах, угадывалась в каждом движении ее упругого, сильного тела.

— Простите, что побеспокоил вас, сеньорита Сара, но мы все еще топчемся на месте. Просто не знаем, за что ухватиться.

Сара помолчала немного, сдерживая слезы, а затем, судорожно глотнув, произнесла:

— Я ничего не могу сообщить вам нового, Мануэль, кроме того, о чем уже сказала... Могу только добавить, что нисколько не сомневалась, что его нет в живых.

— Почему?

— Не знаю. Сердцем чувствовала с первой же минуты его исчезновения.

— ...Я пришел к вам, чтобы еще раз поподробнее расспросить о доне Антонио. Может быть, мне удастся найти хоть какую-нибудь зацепку.

— Вам виднее, Мануэль. Спрашивайте.

— Может, он кому-нибудь стоял поперек дороги? Или ему кто-то угрожал?

— Трудно сказать. Вы ведь знаете, Мануэль, он всегда держался очень естественно... Как бы вам получше объяснить?.. Был одинаково ровен со всеми. А потому не вызывал у людей ни особых симпатий, ни антипатий. За исключением меня и нескольких своих друзей, он ко всем проявлял чисто профессиональный интерес. И мало с кем общался. Так что, Мануэль, вы уж меня извините, но вряд ли кто-то покушался на его жизнь. Скорее всего он упал в подвал через отверстие или «люк», как вы тут его называете, решетка которого была открыта.

— А вам известно, что он упал туда только через час после того, как ушел от вас, хотя ваш дом в двух шагах от этого заводика?

— Да, я слышала об этом. Но вполне вероятно, что он вернулся от меня домой, а потом за ним кто-то заехал и увез к тяжелобольному. Так случалось не раз. Антонио называл такие вызовы «ночной вахтой врача».

— Действительно, его видели выходящим с кем-то из машины в половине четвертого утра, и, если рассуждать логично, тот, кто заезжал за ним на машине, должен был бы отвезти его обратно... А если он пошел домой один, пешком и свалился в открытый «люк», то на другой же день кто-нибудь увидел бы открытую решетку и сообщил нам... а может, еще и сообщит.

— Вам виднее, Мануэль. Вы лучше разбираетесь в таких делах, на то вы и полицейский. Не могу понять только, кому понадобилось, если все так, как вы говорите, лишать его жизни.

— Многие убивают ближнего в порыве минутной злобы, просто необъяснимой потом... У меня к вам просьба, Сара: взгляните, пожалуйста, на этот список больных, которых дон Антонио должен был посетить в тот день. Возможно, одна из фамилий вам что-то подскажет.

Сара надела очки в очень тонкой оправе и внимательно просмотрела список. Дочитав его до конца, она опустила взгляд и печально улыбнулась.

— Чему вы улыбаетесь?

— Я плохо знаю жителей Томельосо, но мне вспомнилось, как в ту ночь Антонио рассказал мне об одном пренеприятном случае, который произошел, когда он был с визитом у Гомеса Гарсии. Осматривая его дочь по поводу какой-то болезни, Антонио обнаружил, что она беременна, и со свойственной ему откровенностью, не подумав о том, что она не замужем, сказал что-то вроде: «Эта болезнь не имеет никакого отношения к ее беременности». Услышав такое, Гомес Гарсиа набросился на Антонио, требуя, чтобы он взял свои слова обратно, что его дочь порядочная девушка и бог знает что еще.