Зарубежная политическая лингвистика - [79]

В настоящем разделе представлены статьи Элеоноры Лассан (Литва) и Надежды Клочко (Латвия), исследования которых тесно связаны с традициями российской лингвистики и вместе с тем в полной мере учитывают достижения западной науки.

Элеонора Лассан

Элеонора Лассан – доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой языкознания Вильнюсского университета, главный редактор широко известного журнала Respertus Philologicus, автор множества публикаций, в том числе монографии «Дискурс власти и инакомыслия в СССР: когнитивно-риторический анализ» (1995) и учебника «Риторика, Логика, Грамматика (2000)». Основные сферы научных интересов – политическая лингвистика, когнитивная лингвистика, лингвокультурология, логика и риторика. Руководитель магистрантов и аспирантов.

В настоящем издании представлена статья, которая ранее была опубликована в сборнике «Известия Уральского государственного педагогического университета. Лингвистика. Выпуск 19» (Екатеринбург, 2006) и вместе с тем представляет собой важную часть готовящейся монографии «Лингвистика как ангажированное знание».

Лингвистика как ангажированное знание

Современная лингвистическая наука, как никогда ранее, может считаться прикладной – не только в смысле создания норм орфографии или совершенствования лексикографических описаний, но в смысле изучения того, что может способствовать главной цели наук, связанных с человеком, – познанию самого человека, ибо именно объектом лингвистики – языком – пронизаны, согласно Лакану, все уровни человеческой психики, включая и его бессознательное.

Политическая лингвистика, или анализ языка политики, имеет, на мой взгляд, приоритет перед «другими» лингвистиками в области значимости своего прикладного характера, ибо показывает «всякую власть и как то, что она есть, и как то, чем она кажется [Барт, 1983: 317]. Далее – дело тех, кто хочет знать о своей власти сокровенное или довольствуется ее видимой стороной.

Говоря об изображении власти «такой, какая она есть», не могу не сказать об «ангажированности» лингвистических знаний. Выражение, как известно, принадлежит Пьеру Бурдье, призвавшему интеллектуалов не оставаться в стороне от критики неолиберальной политики, ибо ситуация в мире может измениться таким образом, что обладатели «чистого» знания почувствуют вину за его неиспользованность [Бурдье, 2002: http://magazines.russ.ru/ nz/2002/5/burd.html]. Думается, сказанное относится в полной мере к лингвистам: обнаружение истоков идей, выраженных в дискурсе, «верований», в которых пребывает говорящий, порой не отдавая себе в этом отчета, позволяет прогнозировать деятельность политических субъектов, строящуюся в соответствии со стереотипами политического поведения, уже явленного их предшественниками, находившимися в русле тех же верований. «Ангажированность знаний» есть нечто близкое стратегиям критической лингвистики с той разницей, что «критические лингвисты» действуют после того, как текст свершился, показывая заложенное в нем злоупотребление властью, результатом которого становится «вживление» стереотипов неравенства определенных групп, а «ангажированные лингвисты» стремятся предупредить о последствиях доверия тому или иному политическому лозунгу, деятелю, вербализованной установке.

Почему я сегодня говорю о выявлении «верований» как предмете и цели анализа политического дискурса? Сошлюсь на работу Ортеги-и-Гассета «Идеи и верования», где, в частности, сказано следующее:

«Интеллектуализм тяготеет к тому, чтобы считать самым эффективным в жизни сознательное начало. Ныне мы убеждаемся в противоположном – в том, что больше всего влияют на наше поведение скрытые основания, на которых покоится интеллектуальная деятельность, все то, чем мы располагаем и о чем именно по этой причине не думаем.

Итак, вы уже догадались о серьезной ошибке тех, кто желая составить представление о жизни человека или эпохи, пытается судить о них по сумме идей данного времени, иными словами, по мыслям, не проникая глубже, в слой верований, того, чем человек располагает. Но составить перечень того, чем человек располагает – вот это действительно означало бы …осветить тайники жизни» [Ортега-и-Гассет, 1991: www.philosophy.ru/library/ortega/idea/html].

Каковы же возможные пути проникновения в «тайники жизни» политических субъектов?

Разумеется, весьма плодотворным является вычленение метафор, в терминах которых субъект осмысляет мир. Видимо, концептуальные метафоры можно считать формулами, в которые укладываются «верования» субъекта текста. Вместе с тем можно говорить и о другом пути – вычленении слов-ключей, вскрывающих собственно когнитивные состояния субъектов дискурса, включающие как рациональные знания, так и подлинные предпочтения, намерения, «верования».

Приведу этюд, касающийся употребления своеобразного слова-ключа к «тайным» установкам говорящего. Это – вводное слово к сожалению, создающее образ говорящего как личности, испытывающей определенные эмоции по поводу того или иного положения дел. Так, высокий государственный деятель России (обозначим его Х) в 1998 г. произнес фразу, из которой должен был следовать вывод о его приверженности ценностям демократического устройства, которое тем не менее не может быть применено в России: «…Механический перенос модели демократического общества с Запада в Россию,