Зарождение добровольческой армии - [233]

Прибыв ко взводу, стоявшему на позиции, юнкера увидели, как командир взвода поручик Дорман был убит. Взвод уже снимался с позиции и начал уходить рысью. Оказалось, что взвод был частично окружен обходной колонной и только что отбился картечью от наступающего противника. Взвод направился к Лазаретному городку, где и присоединился к выступающим из Ростова частям Добровольческой армии.

О выступлении Добровольческой армии из Ростова тогда, после боя у Темерника, юнкерам Анатолию Р., Николаю П. и Сергею С. ничего не было сообщено. Не получив никаких приказаний, все три юнкера, сопровождавшие подводу со снарядами, вернулись обратно на Ростовский вокзал.

Здесь уже никого не было, ни на платформе, ни в помещениях вокзала. На путях стояло несколько товарных вагонов. В одном из них был склад сапог с голенищами, японского изделия. Николай П. обменял свои разбитые юнкерские сапоги на крепкую пару новых сапог, в которых он потом ходил больше года. Рядом с вокзалом был перевязочный пункт. Юнкера направились туда. Кроме одной сестры милосердия, там никого не было. Не зная своей дальнейшей судь–бы, оставленные юнкера, дабы идти налегке, передали свои вещевые мешки сестре с просьбой сохранить. Сестра назвала себя и дала свой адрес. Она оказалась донской казачкой Гниловской станицы. Спустя несколько месяцев, когда Добровольческая армия вернулась уже из Кубанского похода, прапорщик Николай Прюц был ранен в одном бою и привезен сюда в Николаевскую больницу. Он написал письмо этой сестре милосердия по сохранившемуся у него адресу. Милая сестра пришла и принесла ему его вещевой мешок.

Вернемся к описанию положения трех юнкеров–артиллеристов, вернувшихся из Темерника на Ростовский вокзал. Подождав на вокзале еще некоторое время, они вышли на улицу. Нигде не было видно добровольческих частей. «Что же делать?» Юнкера вернулись на вокзал, запрятали винтовки, расстегнули свои шинели, приняли распущенный вид, опять вышли на улицу, где постарались смешаться с толпой, и пошли в направлении на Нахичевань согласно указаниям сестры милосердия, оставшейся на перевязочном пункте у вокзала.

Где‑то дальше на улице мимо них, не заметив их, крупной рысью верхом прошел юнкер 1–й Отдельной батареи Николай Мино. Прошли Нахичевань Вышли в поле. Были уже сумерки. Вдали виднелась станица Александровская (Аксайская). Пройдя еще немного по полю, юнкера были обстреляны ружейным огнем со стороны этой станицы. Они залегли. Когда стрельба прекратилась, юнкера опять пошли дальше. Стрельба не повторилась. Наконец добрались до станицы, где их никто не остановил. Направились к железнодорожной станции Кизитеринка. Узнали, что пойдет поезд на Новочеркасск.

Здесь остановились у Елены Н., замужней сестры юнкера Николая Прюца, где и прожили несколько дней. Юнкеру Анатолию Михайловичу Раскину удалось получить в Казачьем юнкерском училище коня, которого и поместили в сарае дома сестры. На базаре купили для коня зерна. Получили сведения, что 1–я Отдельная батарея собралась в станице Ольгинской. Пытались купить сани, но никто не продавал. Тогда по взаимному соглашению юнкер Р., как получивший коня, верхом отправился в станицу Ольгинскую, где и присоединился к батарее. Юнкера же Николай Прюц и Сергей Сергиевский отправились пешком к этой станице, с расчетом, что их по дороге подберут какие‑нибудь сани. Юнкера Николая П. взяли на одни сани. Юнкер Сергей С. добрался пешком. Оба присоединились в Ольгинской к своей 1–й Отдельной батарее и проделали с батареей Первый Кубанский генерала Корнилова поход.

Г. Гусак [356] ПЕРЕД ПОХОДОМ [357]

Конец января. Бои где‑то под Таганрогом.

Все залы и коридоры Ростовского вокзала полны беженцев. На заслеженном полу свалены узлы, чемоданы, корзины, на которых с безнадежной покорностью сидели женщины, укутанные в шубы, шали и в то, что в последний момент успели захватить с собой. Орали дети, до красноты, захлебываясь в кашле. Другие беззаботно спали, прикорнув к коленям матерей. Беспрерывно хлопали двери, и вместе с холодными клубами пара входили все новые и новые толпы с только что прибывших поездов.

А над всем этим стоял гул. С растерянными лицами метались мужчины от коменданта к начальнику станции, умоляли, грозили… Тщетно пытались добиться толку. На юг поезда больше не шли. Большевики где‑то у Батайска Путь отрезан..

В узких проходах проносили раненых, иные ковыляли сами, опираясь на винтовки. Небритые, с почерневшими лицами от безмерной усталости, от бессонных ночей и копоти случайных костров. В разбитые стекла врывались вместе со свистками маневрирующих паровозов одинокие выстрелы с Темерника. Вечерний мрак окутал притихший город, обычно веселый и жизнерадостный. Изредка по улице спешил запоздалый обыватель, быстро юркая в переулок. И лишь снежинки серебряным хороводом кружились, переплетаясь, вокруг тускло горевших фонарей.

Мы молча шагали, стараясь попасть в ногу, позади взвода корниловцев, только что сменившегося с караула на вокзале. Нас — двадцать два гимназиста из ближайшего города, приехавшие в этот вечер в Добровольческую армию. Мы еще полны впечатлений от только что увиденного на вокзале. Страдный лик оборотной стороны нас ошеломил своей неожиданностью. В нашем юношеском, наивном представлении война казалась иной. Чем‑то вроде старинной батальной картины: развевающиеся знамена, победные клики и пр. На душе зарождалось какое‑то смутно–тревожное чувство, какое бывает при резкой перемене в жизни…