Зарисовки ночной жизни - [3]

— Вон хозяин ходит перед нами в трусах и с оголенным торсом, и ничего, а ты меня заставляешь собираться как на парад…

— Ну и что! Все равно нельзя! Нечего на них равняться, на деревенщину… Давайте-давайте, одевайтесь скорее! — И добавляла, глядя на то, как я с сопеньем натягиваю штаны: — Вот видите, давно пора обзавестись собственным домом, где на нас никто не будет тыкать пальцем, даже если раздеться догола…

А ведь и правда, все оттого, что у нас нет своего дома. Когда он появится, когда не будет опасности ненароком попасть под чужой взгляд, тогда и жена сможет ходить в чем мать родила. Придя к неутешительному выводу, что причина жениной стыдливости, не позволяющей ей снять пижаму, даже будучи со мной в постели, заключается в том, что кто-то в этой съемной квартире может ненароком подглядеть, я почувствовал свою вину перед женой.

Однако даже спустя два года после свадьбы, когда мы переехали в нашу, пусть и небольшую, но зато со всеми необходимыми удобствами, благоустроенную квартирку, жена так и не подумала разоблачиться передо мной и продолжала с прежним усердием следить за тем, чтобы на мне были штаны.

— Ну можно же шторы задернуть! Тогда и соседям из дома напротив, и соседям из дома, что стоит позади нашего, ничего не будет видно…

Когда я начинал ворчать, жена кивала на нашего первенца, который уже потихоньку начинал ходить, хватаясь за стену или ножку стула…

— Эй! Это что же выходит?!! Ты заставляешь меня надевать штаны даже в собственном доме из-за этого огольца?!!

— А вы что, хотите вырастить ребенка бесцеремонным деревенщиной?! Я уже не раз вам об этом говорила, пора бы и привыкнуть…

Как видите, с такими взглядами жены на воспитание не могло быть и речи о том, чтобы ходить дома голышом. Единственное изменение после переезда состояло в том, что она позволяла раздеть себя совсем ненадолго во время наших супружеских баталий. Разумеется, происходило это в кромешной темноте с отключением всего, что могло послужить источником света. И, несмотря на все мои мольбы поспать голышом после выполнения супружеских обязанностей в обмен на обещание, что свет ни в коем случае не будет включаться, жена все равно облачалась в эту чертову пижаму, скрывающую с головы до пят ее тело. Все попытки были безуспешны.

И даже когда я пытался ее умаслить, загадочно нашептывая на ухо: «Ты знаешь, та родинка, что у тебя на шее, такая прелестная! Интересно, сколько таких родинок еще найдется, хочешь, я посчитаю?» — Или предпринимал попытки припугнуть: «А ты в курсе, что во время гражданской войны с Севером, когда искали родных среди зверски убитых, трупы успевали настолько разложиться, что невозможно было узнать лицо. Поэтому с трудом опознавали по каким-нибудь особым приметам, ну, шрам какой-нибудь, например, на ноге или еще что-то подобное… Что, если и с нами…» — И даже все мои попытки задеть за живое, вроде: «Ну, признайся, что у тебя на теле есть какой-то шрам или родимое пятно? Ведь так? И поэтому ты не хочешь, чтобы я видел…» Или же мои предложения помощи, когда она была в ванной, а я стоял под дверью и тщетно стучался, уговаривая: «Давай спинку потру!» — все это не срабатывало…

Моя супруга ни за что не сдавала позиций и мое страстное желание видеть ее нагой удовлетворять не собиралась, отвечая мне неизменным отказом. Конечно, я был прекрасно осведомлен, что на ее теле нет никаких уродливых шрамов или же родимых пятен. И хотя дело происходило в темноте, вернее, благодаря тому, что все случалось в кромешной темноте, я изо всех сил старался исследовать каждый сантиметр тела моей жены, обнаженного совсем на короткое время. Вместо глаз я изучал ее с помощью рук, ощупывая каждый сантиметр. И результаты моей разведки говорили, что прекрасное тело моей жены было абсолютно ровным и гладким, как у дельфина, без единого изъяна. Оттого еще больше хотелось убедиться в этом своими собственными глазами. Все мы знаем, что как бы мы ни были одеты, всегда можно примерно угадать, что за фигура скрывается под одеждой. Если бы у моей жены была пупырчатая, словно у курицы, кожа, полное отсутствие талии, как у ступы, или отвисший, словно куль с ячменем, зад, то я бы, естественно, с самого начала не испытывал никакого желания полюбоваться на все это. Однако из-за того, что ее фигура была гораздо красивее, чем фигуры обнаженных красавиц со знаменитых картин иностранных живописцев, мне хотелось убедиться в этом своими собственными глазами и насладиться увиденным.

Однако жена сопротивлялась:

— Ну и что с того, что увидите голое тело?

— Что значит «что с того»? Почему бы и не показать? Убудет от тебя, что ли?

— Ой, ну что вы сердитесь? Мне от этого еще стыднее…

— А чего тут стесняться? Я, может, порадовать глаз хочу. И вообще, мне кажется, тебе нужно сходить обследоваться у психиатра. По-моему, ты чего-то недопонимаешь по поводу человеческого тела. Может, ты в детстве была чем-то сильно шокирована? В любом случае у тебя по этому поводу, точно тебе говорю, имеется какое-то психическое расстройство. Похоже, над тобой довлеет мысль о том, что физическое тело — это грязно… Необходимо срочно избавить тебя от этого гнетущего чувства.