Заре навстречу - [142]
Снова привел доводы, уже известные комиссии… Нужен капитальный ремонт Верхнего завода, переоборудование и перестройка цехов… а средств нет, материалов нет… Да и надо в первую очередь восстанавливать те предприятия, которые дадут продукцию для товарообмена. Главный инженер Зборовский особого мнения… Но ведь у него «душа металлурга».
— Вы считаете нормальным явлением эту «аренду»? — сурово спрашивал Орлов. — Отвечайте, товарищ! Да вы говорите словами, я ужимки плохо понимаю.
— Аренда? Что же… это их дело… — Забалуев поспешно поправился: — Их желание! Может быть, и вытянут!.. А противозаконного, товарищ Орлов, тут нет ничего. Частные лица могут брать в аренду… Верхний завод отнесен ведь к третьей категории.
— «Частные лица»! — сердито повторил Орлов. — Ну, ладно!.. А ваше дело — сторона, если «арендаторы» не справятся?
Забалуев пожал плечами:
— Трест занят восстановлением других предприятий!
— Ну, до свидания, — резко сказал Орлов и встал с места. — Мы вас, вероятно, еще раз побеспокоим, товарищ Забалуев, а пока… Попрошу дать лошадь, забросить нас на Верхний завод.
Верхний завод производил странное и трогательное впечатление: он медленно оживал.
Едва войдя на территорию завода, комиссия увидела: по узкоколейке шел состав с торфом, и паровозик-кукушка тонким веселым голосом подавал гудки. На дворе, очищенном от лома, сора и битого кирпича, протянулся обоз, груженный блестящими рельсами. «Куда рельсы везете?» — спросил один из членов комиссии. «На рудник!» — ответили ему. Из ворот механического цеха выползла только что отремонтированная жатвенная машина, сияющая, как солнце, желтой окраской. Из чугунолитейного рабочий вывез вагонетку, наполненную колесами для тачек. Кто знал Верхний завод только во всем его блеске, тот при взгляде на эту картину опечалился бы… Но человек, видевший мертвый завод, с полуразрушенными цехами, не мог не радоваться: живет, дышит завод, выздоравливает понемногу…
— Где Ярков? — нетерпеливо спросил Гордей рабочего, подметавшего двор перед входом в столярный цех.
— Он на мельнице.
Члены комиссии с недоумением переглянулись и попросили проводить их на мельницу.
Это невысокое здание было построено в выемке плотины еще в годы империалистической войны. Мельница верно служила заводу. Ближние крестьяне везли сюда зерно. За помол платили мукой. Так «арендаторы» налаживали снабжение рабочих.
Спускаясь по пологому скату, Гордей издали увидел вереницу подвод с мешками зерна. Мужики, ожидая своей очереди, сидели на бревнах, сложенных у стены. Лицом к ним, спиной к Орлову стоял, расставив ноги, Роман Ярков в короткой, перешитой из шинели поддевке, в сапогах и в черной ушанке.
Судя по тому, как внимательно слушали мужики, разговор шел о чем-то важном.
Гордей неслышно подошел, ступая по тающему, размешанному ногами и полозьями снегу.
— Да, трактор может поворачиваться только на больших полях! — говорил Роман, перекрывая голосом рабочий шум мельницы. — Вот начнется сев, поезжайте, съездите в Угловский совхоз, поглядите, как работает трактор, поймете скорее, что надо нарушить межи к черту! Перейти от своих убыточных мелких хозяйств к крупным! А теперь я на ваш вопрос отвечу, дед! — уважительно обратился он к сутулому старику в лохматой яге и старой шапке. — Ленин видит далеко, как орел! Что он сказал — то крепко! Ну, вот он сказал примерно так: у рабочих и крестьян был военный союз… теперь нужен союз, чтобы восстановить хозяйство… чтобы построить социализм.
— Я не про то спрашивал, — прошамкал старик. — Налогом мы довольны, не в пример разверстке! Спасибо… Хлеб на лишке останется, это хорошо… Я спрашиваю, пошто кулакам ходу дали.
— Черт с ними! — сказал Роман. — Пусть до поры до времени поширятся! Мы вот окрепнем, придет время — совсем уничтожим капитализм в нашей стране…
— Митингуешь? — спросил Орлов, положив на плечо Романа свою тяжелую руку.
Роман повернул к нему лицо с обсыпанными мучным бусом бровями. В радостном испуге раскрыл рот… и вдруг кинулся целоваться, крепко стиснув Орлова.
— Товарищ Гордей!
Оторвавшись, но не выпуская Гордея из объятий, он долго глядел на него, вспоминая и камеру, где он учился у Орлова, и массовку в лесу, и Софью…
— Да!.. А вот Давыда-то с нами и нету! — сказал он наконец.
Комиссия прошла по цехам, потом Ярков повел их в контору, в кабинет, где когда-то сидел Зборовский.
— Ну, рассказывай, как хозяйствуешь, как получилась эта аренда… Все рассказывай!
— Как получилось? — запальчиво начал Роман, и видно было, что его тронули за больное место. — Получилось безобразие! Единственное металлургическое предприятие в городе решили закрыть… Да хотя бы совнархоз ответил на наше письмо! Хоть бы гукнул нам «да» или «нет»! Безобразие!.. Вот только дела не отпускают, а то я бы до Ленина дошел.
— В совнархозе вашего письма нет, товарищ Ярков, — сказал член комиссии, представитель совнархоза. — После вашего письма в ЦК я лично пересмотрел всю подшивку— нет этого письма!
— Значит, перехвачено… Нам от этого не легче… А дело наше ясное…
И Роман принялся доказывать, что ставить Верхний завод на консервацию никак нельзя.
— Кровельное железо не нужно для товарообмена? Рельсы не нужны? Котлы не нужны? А хозяйственная шундра-мундра — вьюшки, заслонки, сковородки — не нужна? До зарезу наша продукция нужна и государству, и деревне, а нас прихлопнули, как надоедную муху!
Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.
Книга Ирины Гуро посвящена Москве и москвичам. В центре романа — судьба кадрового военного Дробитько, который по болезни вынужден оставить армию, но вновь находит себя в непривычной гражданской жизни, работая в коллективе людей, создающих красоту родного города, украшая его садами и парками. Случай сталкивает Дробитько с Лавровским, человеком, прошедшим сложный жизненный путь. Долгие годы провел он в эмиграции, но под конец жизни обрел родину. Писательница рассказывает о тех непростых обстоятельствах, в которых сложились характеры ее героев.
Повести, вошедшие в новую книгу писателя, посвящены нашей современности. Одна из них остро рассматривает проблемы семьи. Другая рассказывает о профессиональной нечистоплотности врача, терпящего по этой причине нравственный крах. Повесть «Воин» — о том, как нелегко приходится человеку, которому до всего есть дело. Повесть «Порог» — о мужественном уходе из жизни человека, достойно ее прожившего.
Наташа и Алёша познакомились и подружились в пионерском лагере. Дружба бы продолжилась и после лагеря, но вот беда, они второпях забыли обменяться городскими адресами. Начинается новый учебный год, начинаются школьные заботы. Встретятся ли вновь Наташа с Алёшей, перерастёт их дружба во что-то большее?
В однотомник избранных произведений Ивана Ермакова (1924—1974) вошло около двух десятков сказов, написанных в разные периоды творчества писателя-тюменца. Наряду с известными сказами о солдатской службе и героизме наших воинов, о тружениках сибирской деревни в книгу включен очерк-сказ «И был на селе праздник», публикующийся впервые. Названием однотомника стали слова одного из сказов, где автор говорит о своем стремлении учиться у людей труда.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман-эпопея повествует о жизни и настроениях уральского казачества во второй половине XIX века в период обострения классовой борьбы в России.
В годы войны К. Лагунов был секретарем райкома комсомола на Тюменщине. Воспоминания о суровой военной поре легли в основу романа «Так было», в котором писатель сумел правдиво показать жизнь зауральской деревни тех лет, героическую, полную самопожертвования борьбу людей тыла за хлеб.