Запутанная жизнь. Как грибы меняют мир, наше сознание и наше будущее - [26]

То, что грибы могут использовать электрические сигналы как основу для быстрой коммуникации, не укрылось от взора Андрея Адамацкого, директора Лаборатории нетрадиционных компьютерных исследований. В 2018 году он внедрил электроды в плодовые тела вешенки, растущие гроздьями из участков мицелия, и обнаружил спонтанные волны электрической активности. Когда он поднес пламя к плодовому телу, другие плодовые тела той же грозди отреагировали резким скачком напряжения. Вскоре после этого он опубликовал статью Towards fungal computer («Изобретая грибной компьютер»). В ней он предположил, что сети мицелия «обрабатывают» информацию, закодированную в пиках электрической активности. Если бы мы знали, как сеть мицелия будет реагировать на такой стимул, считает Адамацкий, мы могли бы рассматривать ее как живую микросхему. Стимулируя мицелий, например с помощью пламени или химических веществ, мы, суть, вводили бы данные в грибной компьютер.

Как бы фантастически ни звучало словосочетание «грибной компьютер», но биокомпьютерные технологии – это стремительно развивающаяся область. Адамацкий потратил несколько лет на разработку способов применения слизевиков в качестве датчиков и «компьютеров». Его прототипы биокомпьютеров используют слизевиков для решения ряда геометрических задач. «Сети»[15] слизевиков могут модифицироваться, например путем отсечения связи, чтобы изменить набор «логических функций», которые выполняются в конкретной сети. «Грибной компьютер» Адамацкого – это прикладная технология обработки информации слизевиками к другим «сетевым» организмам. По наблюдениям Адамацкого, есть грибницы более приспособленные для информационных технологий, чем «сеть» слизевиков. Это старые грибницы, которые не спешат принимать новые формы. К тому же они крупнее, у них больше связей между гифами. Именно в местах этих соединений, которые Олссон назвал «схемами принятия решений» (decision gates), а Адамацкий описывает как «элементарные процессоры», взаимодействуют и объединяются сигналы, идущие от различных ветвей сети. Адамацкий подсчитал, что грибница опенка, покрывающая более 15 гектаров, содержит приблизительно триллион таких «процессоров».

Для Адамацкого предназначение грибных компьютеров не в том, чтобы заменить микросхемы, – они для того слишком неторопливы. Скорее, как он считает, можно было бы использовать мицелий, развивающийся в какой-либо экосистеме, как «большой датчик, отражающий состояние окружающей среды». Грибницы, согласно его рассуждениям, отслеживают большое число потоков данных, и это составляет часть их повседневной жизни. Если бы мы могли подключиться к сетям мицелия и объяснить сигналы, которые они используют для обработки информации, мы могли бы больше узнать о том, что происходит в экосистеме. Грибы могли бы рассказать о качестве почвы, чистоте воды, экологическом загрязнении и других параметрах окружающей среды, к которым они чувствительны.

Но мы несколько отклонились от темы. Обработка информации с помощью живых «сетевых» организмов – совсем новая область, и на многие вопросы еще предстоит ответить. Олссон и Адамацкий показали, что мицелий может реагировать на электрический сигнал, но не смогли провести черты между стимулом и реакцией. Это как если бы вы укололи булавкой большой палец ноги, заметили, как нервный импульс прошел по всему телу, но не смогли измерить реакцию на болевое ощущение.

Все это предстоит выяснить в будущем. За 23 года, что прошли между исследованием мицелия Олссона и исследованием вёшенок Адамацкого, никто больше не отважился на изучение электрических сигналов в грибнице. Если бы у Олссона были ресурсы для продолжения научных разработок, то, как он сказал мне, он бы попытался продемонстрировать явную физиологическую реакцию на изменения в электрической активности и раскодировать образцы электрических импульсов. Его мечта – «связать гриб с компьютером и осуществить коммуникацию с ним», использовать электрические сигналы, чтобы заставить гриб изменить свое поведение. «Какие удивительные и потрясающие эксперименты можно будет поставить, если это окажется правильным».

Эти исследования вызывают тучу вопросов. Обладают ли «сетевые» формы жизни – такие, как грибы или слизевики, – познавательными способностями? Можем ли мы считать их поведение разумным? Если разум этих организмов оказался бы непохож на наш разум, то каким он мог бы быть? Заметили бы мы его?

Мнения биологов разделились. Традиционно разум и познание пытались определить с человеческих позиций – как что-то, что требует по крайней мере наличия мозга или скорее сознания. Когнитивистика возникла в процессе изучения людей, и поэтому, разумеется, центральное место в науке занимает разум человека. Без сознания классические проявления когнитивных процессов – язык, логика, система доказательств, узнавание себя в зеркале – кажутся невозможными. Все они задействуют сложные ментальные функции. Но как мы определяем разум и сознание – вопрос вкуса. Для многих концепция, в центре которой находится мозг, слишком ограниченна. Представление о том, что можно провести четкую линию между человеком и всеми остальными, у кого нет «настоящего мозга» и «настоящего сознания», было резко отвергнуто философом Даниэлом Деннетом как «архаичный миф».