Запрос в друзья - [40]

Я знаю, о чем она говорит. И пусть у нас было разное положение в школе, но я это тоже ощущаю.

— Порой мне приходится общаться с людьми, с которыми я познакомилась во взрослом возрасте, — продолжает она. — Когда какая-нибудь мамаша из школы или коллега по работе мимоходом рассказывают о том, как они учились, я понимаю, что они были в тусовке. Ну, знаешь, они упоминают вечеринку или любовь с капитаном футбольной команды, и я думаю: «Бог мой, так ведь ты одна из них». И в глубине души… — Она запинается. — В глубине души я испытываю стыд. И молчу о том, кем я была в школе, позволяя им считать, что ничем от них не отличалась, что моя юность была полна пьяных эскапад, хохотливых ночевок и страхов забеременеть. Но ведь этого ничего не было! Для них моя юность словно бы проходила на другой планете.

— Ну да… не самый счастливый период твоей жизни, — говорю я, понимая всю неуместность своих слов.

Но она улыбается и водит вверх-вниз пальцем по бокалу, оставляя след на его запотевших боках.

— Не совсем. Я вот подумала: раз ты пришла ко мне, то и твоя жизнь была не такой уж счастливой.

— О чем ты? — Время слегка замедляется. Что ей известно? Что она видела?

— Ты помнишь, как мы дружили в начальной школе?

— Помню.

Легкие облака проплывают по лазурному небу Норфолка. Запыхавшись, мы выбегаем из леса на бесконечный песчаный простор, который тянется до самого моря, а за ним, там, где море встречается с небом, возникает загадочная синяя линия горизонта. Бесконечные дни, проведенные на пляже, возвращения домой, когда кожа теплая и соленая, а в обувь набился песок. Мы с Эстер лежим у нее в саду, на спине, рядышком, не касаясь друг друга, под чистым голубым небом, вокруг жужжат насекомые, лучи солнца греют наши загорелые конечности. Можно лежать, сколько хочется, пока тень от дома не покроет последнюю траву, забрав солнечное тепло, не остудит землю и наши тела. Я все помню.

— Я видела, как ты изменилась, когда мы пошли в старшие классы в школе Шарн-Бей, — говорит Эстер. — Ты повзрослела быстрее меня. В одиннадцать, двенадцать и даже в тринадцать я все еще оставалась ребенком. Ты как-то рано ушла в себя, думаю, как только мы перешли в старшие классы. А когда ты вновь обратила внимание на окружающих, ты словно приняла осознанное решение стать кем-то другим. Так что те, кто знал тебя прежнюю… ну, мы должны были исчезнуть. Все вертелось вокруг Софи и других. Казалось, что ты остаешься где-то на обочине, что на самом деле ты не в компании. Так было до выпускного. Что-то изменилось, не так ли?

Я киваю, будучи не в состоянии что-либо произнести. После того как я отдалилась от Эстер (она права, это решение было осознанным), я перестала обращать на нее внимание и стремилась, чтобы о нашей с ней старой дружбе было известно как можно меньше. Я полагала, хотя и не особо размышляла над этим, что это было взаимно.

— Это я изменилась. Изменилось мое отношение. Как будто я переживала новое превращение и становилась другим человеком — такой, какой всегда хотела быть.

Я нащупываю свою позицию, и правда неуклюже выходит наружу, непривычная моему языку. Голова у меня гудит, я не могу унять гнетущее чувство страха оттого, что за мной кто-то следит.

— Ну и как? — спрашивает она. — Ты стала этим человеком?

Я не отрываясь гляжу в свой бокал.

— Да нет. Но тогда все изменилось. Я имею в виду, после того вечера.

— Ничего не изменилось.

Теперь Эстер опускает взгляд. Она не может смотреть мне в глаза. Что ей известно?

Я слишком приблизилась к правде и уже вижу, как она настигает меня, словно айсберг в ночном океане. Не могу точно определить, где он находится, но боюсь натолкнуться на него, оказаться раздавленной им, боюсь, что он врежется в меня, разорвет и утопит. С одной стороны, мне так хочется рассказать ей все, впустить ее в поглощающий меня кромешный ужас. Мне хочется встряхнуть ее, чтобы она услышала: кто-то за мной следит.

Мой взгляд скользит по бару, но тот мужчина, который улыбался мне, уже исчез. На его месте сидит, повернувшись к нам спиной, женщина, ее длинные каштановые волосы собраны на затылке. Она начинает поворачиваться в нашу строну, и у меня все холодеет внутри, но потом я вижу ее лицо: ей чуть за двадцать, кожа гладкая, она улыбается своей приятельнице, которая в этот момент входит в паб. Мой взгляд возвращается к Эстер.

— Я видела Тима Вестона. — Даже не предполагала, что скажу это.

— Что? Где?

— После нашей с тобой встречи в Норвиче проехалась по побережью. В Шарн-Бей. Это вышло как-то само собой, я просто в какой-то момент поняла, что еду в ту сторону. Ты знала, что он теперь живет в их старом доме? Несколько лет назад мать продала ему дом и переехала жить в коттедж.

— Нет, впервые слышу об этом. Так это там ты его встретила?

— Да. Решила посмотреть на наш бывший дом, а потом… Я заблудилась и оказалась там. — Произнося это, сама начинаю сомневаться в том, что все так и было на самом деле, что я случайно приехала к дому, где когда-то жила Мария.

— Ну, и как он? — Эстер заинтригована. — Я всегда считала его немного странным. Он так опекал ее.

— Ну, он был… в порядке, учитывая обстоятельства. Был очень добр ко мне по поводу… ты меня понимаешь. Сказал, что меня не винит. — Я вспоминаю нашу встречу. — Он был так хорошо осведомлен о моей жизни, что странно… да и о твоей жизни тоже.