Запретный плод - [9]

Superbement![1] – закричал импульсивный и подвижный, как огонь лесного пожара, Гильермо, увидев меня, стоящую в невыносимо узких серебряных туфлях на бесконечных, как Эйфелева башня, шпильках. Я прислонилась к стенке у окна – стоять без опоры было трудно. Мне ужасно хотелось посмотреть на результат, мне, вечно отрицающей ценность внешнего, хотелось увидеть, что сделали со мной руки стилистов этого импровизированного «Модного приговора».

– Ничего, да? – спросила Пэппи, но это был скорее риторический вопрос, признание очевидного факта. – Андре был прав, хотя я и сомневалась.

– Я же сказал! – ответил ей Гильермо, и мне очень захотелось узнать, в чем же именно был прав треклятый Андре, которого неизвестно где носит. Но спросить я не решилась, продолжая стоять с самым независимым видом и думая о том, что улепетывать из этого стильного дорогого вертепа мне придется босиком, бросив, не в пример Золушке, обе туфельки. На таких каблуках далеко не убежишь.

– И она совсем не простушка, как может показаться, – добавила Пэппи, заставив меня похолодеть.

Значит, они обсуждали меня, обмениваясь мнениями задолго до того, как я вошла в двери этого дома и отдалась в их руки, обещая отдать куда больше, чем кончики своих волос.

– Где же Андре? – спросила я наконец, не удержавшись, и тут же получила в ответ двусмысленную улыбку Гильермо.

– Он уже здесь, – сказал он, продолжая загадочно смотреть на меня. – Просто не хотелось, чтобы он увидел вас, пока мы не закончим.

– Мы же не женимся, в самом деле, чтобы скрывать невесту от жениха до самой свадьбы, – горько хмыкнула я. – Вот вы же смотрите на меня, разве нет?

– Мне можно, – осклабился Гильермо. – Хотите пить? Есть я бы вам не рекомендовал, а то потом может стать плохо.

– Добрый совет, – вспыхнула я, насилу справившись с безотчетным желанием залепить Гильермо пощечину.

– Продиктовано опытом, – кивнул он. – Идемте, присядем там, в зале. Все равно раньше полуночи не начнем.

– Часы должны пробить двенадцать раз? – попыталась сыронизировать я. – Чтобы исчезло платье и карета?

– Надеюсь, кареты не исчезнут, – ответил мне Гильермо с оскорбительной серьезностью. – На самом деле, лучше бы начинать ближе к часу. Но, боюсь, все будут слишком уставшими. Ладно, посмотрим. Там видно будет.

Я решительно отказывалась его понимать. Участники оргии боятся переутомиться? Я подошла к двери, глубоко задумавшись о странностях современных французов, так что чуть не поскользнулась на ковролине, и пришлось ухватиться за край двери, чтобы не грохнуться. Платье оказалось настолько узким, что ходить в нем было решительно невозможно. Кроме того, я всерьез боялась, что моя полуобнаженная грудь может выскочить из тугого корсета, поднимавшего ее самым обольстительным образом. Кто только придумал эти платья с открытыми спинами и низким вырезом корсета?

– О да. Птица, ты выглядишь, с ума сойти, просто сказочно! – тихий голос заставил меня поднять глаза, и в ту же секунду слабость охватила колени. В холле, опираясь на секретарскую стойку, стоял он, мой Андре, в светлой футболке-поло с расстегнутым воротом, в облегающих джинсах и столь возмутительно неуместных тут кроссовках. Он смотрел на меня с шальным восхищением, присвистывал и улыбался – что случалось с ним крайне редко. Андре улыбался, неотразимый, насмешливый Ретт Батлер, темноглазый разбойник.

Тебе нравится? – спросила я, пытаясь наладить дыхание.

Не то слово. Я даже не ожидал… Впрочем, нет, я именно этого и ожидал. Ты и в самом деле напоминаешь птицу. Ну что, готова сорваться в полет?

– Ты считаешь, это будет похоже на полет? – тут же нахмурилась я.

– Я очень на это надеюсь. И приложу к этому все усилия. Не волнуйся, это совершенно безопасно, моя серебряная красавица. Как вы поладили с Гильермо? Он очарователен, не правда ли? Если бы ты знала, сколько всяких сумасшедших затей мы с ним провернули!

– Ты это серьезно? – произнесла я после долгой паузы. – Ты всерьез хочешь, чтобы я через это прошла? Но почему? Или падение вниз, на мокрый асфальт, с высоты небоскреба ты тоже считаешь полетом? Я для тебя – просто кукла? Но делиться игрушками…

– О чем ты говоришь, птица? Такая возможность даже мне предоставляется нечасто, поверь, – заверил меня Андре, но тут кто-то отвлек его вопросами о каналах записи, дублировании звука и прочих технических премудростях, в которые почему-то оказался посвящен Андре. Я не знала, что мне делать, но его нежные пальцы, ласкающие мою ладонь, не позволяли мне уйти. Присутствие Андре пригвоздило меня к месту, как острая булавка. Я вдруг поняла, что безумно хочу пить, и оглянулась в поисках источника. Спросила у Пэппи, она крикнула Гильермо, и я вынула руку из ладони Андре. Тот кивнул и посерьезнел: «К делу, мадемуазель, к делу. Не ешь, не советую, а то станет плохо». Бежать, бежать…

– Увидимся на месте, птица. Мне тоже нужно переодеться, – сказал Андре и отпустил меня. Гильермо принес бутылку минералки, напомнив, что пить следует аккуратнее, дабы не смазать помаду.

– Вы слишком идеальны, – заявил он, внимательно следя за каждым моим глотком. – Сидите тут, отдыхайте и не шевелитесь. Мы скоро начинаем.