Запретные удовольствия - [49]

Ясуко ничего не видела и не слышала. Хотя она щурила глаза, глядя на пламя в камине, нельзя было сказать, что она его видела. На протяжении нескольких дней её беспокоила головная боль, тошнота, легкая лихорадка и головокружение, а также какое-то странное волнение.

Когда подошла очередь Ясуко, она упросила Юити проводить её в смотровой кабинет. Они прошли по коридору, в котором сильно пахло хлоркой. От холодного сквозняка Ясуко задрожала.

– Входите, – послышалось из кабинета.

Врач, сидящий в кресле, рукой указал, куда посетители могут сесть. Юити назвал имя их общего знакомого и представился.

На столике лежали блестящие инструменты, как у дантиста. Однако первое, что бросалось в глаза при входе, – это смотровое кресло, сконструированное с особой жестокостью, неправильной, неестественной формы. Сиденье выше обычного с приподнятой нижней половиной. По обе стороны приделаны свисающие по диагонали кожаные петли. Юити подумал об акробатических фигурах юной дамы и жеманной женщины среднего возраста, которые непосредственно перед ними занимали это приспособление. Можно сказать, что это странное ложе обрело форму судьбы. Почему? Потому что в присутствии этого кресла кольцо с бриллиантом, духи, кимоно, усеянное блестящими синими ракушками, алые перья, похожие на стрелы, были бесполезны, бессильны противостоять ему. Юити содрогнулся при мысли об Ясуко, втиснутой в эту холодную непристойность. Он подумал, что и сам был похож на это ложе. Ясуко намеренно отвела глаза от кресла и села.

Юити время от времени вставлял слова, когда она описывала свои симптомы. Врач подал ему знак глазами. Юити вернулся в гостиную. Там было пусто. Он сел на стул. Ему было неудобно. Он пересел в деревянное кресло. Ему все равно было неудобно. Он не мог отделаться от мысли о Ясуко, лежащей на чудовищном кресле.

Юити оперся локтем о каминную полку. Затем он вытащил из внутреннего кармана два письма, которые пришли ему утром и которые он уже прочел в колледже. Одно было от Кёко, второе — от госпожи Кабураги. Так получилось, что оба письма приблизительно одного содержания были доставлены одновременно. Он стал читать их во второй раз.

С того дождливого дня Юити три раза встречался с Кёко и дважды – с госпожой Кабураги. В последний раз он виделся с ними двумя одновременно. Конечно же ни одной из женщин не было известно, что и другая будет там же. Это все была идея Сунсукэ.

Юити перечитал письмо Кёко первым. Строчки переполняло негодование, придающее почерку мужскую силу.

«Ты дразнишь меня, – писала Кёко. – Я уговорила себя не верить, что ты предал меня. Когда ты возвращал мои туфли, ты подарил мне два редких носовых платка. Я была очень счастлива и всегда ношу один в своей сумочке. Тем не менее, когда на днях я снова увидела госпожу Кабураги, эта дама пользовалась такими же носовыми платками. Мы с ней заметили это одновременно, но ничего не сказали друг другу. Женщины быстро все подмечают. Кроме того, носовые платки покупают сразу по полудюжине или по дюжине. Неужели ты подарил ей четыре, а мне только два? Или ты подарил ей два, а еще два какой-то другой неизвестной женщине?

Но это не самое главное. То, что я хочу тебе сказать, очень трудно выразить, но с тех самых пор, когда на днях мы все трое случайно встретились вместе (во второй раз я натыкаюсь на госпожу Кабураги с тех пор, как покупала себе туфли – удивительное совпадение!), меня мучает что-то до такой степени, что я даже не могу есть.

Помнишь, в ресторане «Фугу» [54] я попросила прикурить сигарету? Когда ты вынимал зажигалку из кармана, на татами упала сережка. «Гм, это сережка твоей жены?» – тут же спросила я. Ты ответил «угу» и положил её назад, не проронив больше ни слова. Вскоре я пожалела о беспечности и поспешности, с какими прокомментировала эту находку.

Итак, когда я увидела госпожу Кабураги во второй раз, в каком шоке я пребывала, заметив, в ушах этой дамы те самые сережки! После этого я не могла раскрыть рта, что, наверное, выводило тебя из себя.

Я ужасно страдала, прежде чем написать письмо. Будь это перчатки или компактная пудра, все было бы не так уж плохо, но когда одна сережка попадает в карман к мужчине, – это серьезно, насколько я могу судить. Я — женщина, которую хвалят за то, что она не позволяет неприятностям действовать ей на нервы, и я не знаю, почему я так сильно переживаю в этом случае. Пожалуйста, сделай что-нибудь, что развеет мои глупые сомнения. Если не из любви, по крайней мере из дружеских чувств, пожалуйста, не пренебрегай болью женщины, мучимой ужасными сомнениями. Именно в надежде на это я и написала. Позвони, когда получишь это письмо. Я буду дома каждый день, ссылаясь на головную боль».

Письмо госпожи Кабураги было следующим:

«Эта шутка на днях была в очень плохом вкусе. Я быстро произвела некоторые подсчеты. Если ты подарил мне и Кёко по четыре носовых платка, остается еще четыре. Хочется думать, что ты подарил их своей жене, но я в этом не уверена.

Однако мне было грустно видеть, что история с носовыми платками лишила Кёко радости. Она – славная девушка, не так ли? Её мечта, что она единственная в мире, кого любит Юити, была разрушена.