Запретное знание - [41]

Какое-то время он наслаждался ее глупым видом. Затем снова крутанулся в кресле и принялся объяснять.

– Там, куда мы направляемся, не обслуживают в кредит. Тот трахнутый сукин сын, который заправляет этим местечком, зовется Билль, и он предпочитает получить деньги прежде, чем шевельнет хоть пальцем. А я – на нуле. «Каприз капитана» поврежден. Мы можем заплатить за стоянку, и все. Мы не можем себе позволить починку прыжкового двигателя. И не можем себе позволить, чтобы они лечили от вируса наши компьютеры. Если предположить, что мы вообще сможем туда добраться – что в данный момент выглядит проблематичным.

До тех пор, пока мы не потеряем ускорители, систему жизнеобеспечения и скан, у нас есть шанс. Во всяком случае, я могу вычислять алгоритмы в уме. Это делает меня шикарным навигатором, управляющим кораблем вслепую. С другой стороны, здесь поблизости патрулируют корабли, которые присматривают за тем, чтобы люди вроде нас не промазали мимо цели. – На этот раз это была шутка которую прекрасно поняли все из команды, но смысл которой остался неясен Морн. – Но ни один из них ни шевельнет и пальцем без кредиток.

– Я до сих пор не понимаю… – слабо пробормотала Морн. – Что общего это имеет со мной?

– Если я был бы этим самым гребаным оперативником СИ ПОДК, – сказал Ник резко, – зачем мне бы было барахтаться во всем этом дерьме? Почему у меня нет денег? Зачем бы всемогущему Хаши Лебволю рисковать тем, что он потеряет меня, когда все, что было нужно сделать, это прислать нам на Станцию курьерскую ракету, доверху полную электронными кредитками?

– Это нечто, чего ты не понимаешь во мне, Морн. – Его улыбка была полна сожаления – и нескрываемой угрозы. – Я бы не стал работать на человека, который мне не платит.

На этот раз все на мостике понимающе хмыкнули.

Но Морн продолжала упорствовать.

– Все равно не понимаю. – Она лишилась своей защиты. Ребенок Ангуса, казалось, занимал все ее мысли; она не могла ощущать опасности до тех пор, пока ей не укажут на нее пальцем. – Тогда зачем? Зачем делать все это, если нельзя расплатиться за ремонт?

Ник выглядел очень довольным – таким же счастливым, как когда занимался с ней сексом, используя ее, когда она не могла сопротивляться.

– У меня нет денег, – повторил он. – Но у меня есть нечто, что я могу продать.

Она задержала дыхание, боясь услышать его следующие слова.

– Я могу продать тебя.

Вот наконец-то выглянула правда; причина, по которой он взял ее с собой; причина, по которой он держал ее здесь. Чтобы купить себе возможность ремонта, чего он не мог позволить сделать легально.

– Ты ПОДК, – неожиданно заявил он. – Твоя голова переполнена ценной информацией. До тех пор, пока ты жива и находишься в сознании и внешне нормальна, ты, вероятно, представляешь настолько большую ценность, что я смог бы купить новый корабль.

Всего несколько часов назад Морн могла чувствовать к нему привязанность. Он же планировал продать ее, словно груз. Все, что она заставляла делать себя, чтобы выжить и добиться некоторой безопасности, было бесполезно. Подталкиваемая растущим отвращением и бушующей яростью, она не смогла сдержаться.

Через какое-то время, сказала она Микке, ты чувствуешь себя так отвратительно, что не хочется жить.

Но осознание того, что она беременна, изменило ее. Ребенок. Сын Ангуса. Внук ее отца. А во всем остальном обширном космосе у нее больше нет семьи; она убила их всех.

Она убьет и этого младенца, как только у нее появится шанс. Он рос внутри, как злокачественная опухоль; мужчина и убийца; она выбросит его в утилизатор лазарета, пусть его черт поберет. Почему она должна обходиться с ним лучше, чем его отец обращался с ней? Или чем она обошлась со своим отцом?

Но пока что ребенок был ее; он был единственным, что у нее осталось. Если она не будет защищать его, то он погибнет. Или его используют против нее. В любом случае, его жизнь и смерть будут не в ее руках. Но он был ее; будет он жить или умрет, ей решать. Если же она сама пустит все на самотек – если откажется от права сделать выбор самостоятельно – то просто может лечь и умереть.

Застигнутая врасплох и неожиданно оказавшаяся слабой, она давала ребенку единственную защиту, какую могла предоставить. Второй раз за день, на сей раз сознательно, она разрыдалась.

Это оказалось легче, чем ей думалось.

Она услышала новые смешки, но проигнорировала их. Ее не волновало, сколько людей смеялось над ней. Единственно, что ее волновало – это реакция Ника.

Он тоже проигнорировал смешки. Его рот продолжала кривить улыбка, но взгляд сделался недовольным. Внезапно его глаза стали загнанными и испуганными, словно он тоже стал беспомощным и это заставляло его нервничать.

– Я не имел в виду тебя. – Он едва мог говорить ровным тоном. – Я имел в виду информацию. Твой идентификационный жетон. Все эти доступы к секретным кодам. Именно это я собирался продать – это моя цена за спасение твоей жизни.

Внезапно он разозлился и едва не закричал:

– Я не буду работать ни на Хаши Лебволя и ни на другого сраного лягавого, вроде тебя. Больше никогда. Ты – моя, и, клянусь адом!, ты докажешь это, отдав мне нечто, что я могу продать.