Запретное видео доктора Сеймура - [37]

Шрифт
Интервал

На самом деле — нет. Она не показалась мне человеком совсем уж из ряда вон. Она мне нравилась. Она очень старалась быть со мной откровенной, но было очевидно, что у нее в жизни серьезные проблемы.

Как проявлялись эти проблемы?

У нее было несколько привычек, которые можно счесть навязчивыми. Как я уже сказала, она была чрезвычайно озабочена чистотой. Грязь или беспорядок не просто раздражали ее, а приводили в бешенство. Она чистила зубы раз пять в день. И, что оригинальней, она была навязчиво увлечена процессом видеозаписи. Она сказала мне — и это весьма интересно, — что ее очень беспокоит постоянное исчезновение времени.

Времени?

Да. Она говорила, что мгновения постоянно теряются и тут же умирают. Ей хотелось ухватить их и сохранить. Конечно, на самом деле сохранить она хотела саму себя, свое чувство реальности или самоощущение, и все это было очень хрупко. Мне кажется, ее преследовал страх исчезновения, бесконечный ужас перед эфемерностью всего. Нечто подобное в той или иной форме испытывают многие, но ее страх был особенно острым. У нее везде были часы, и всегда точные. Она всей душой ненавидела опаздывать.

Что еще?

Она была фанатиком чистоты — любая грязь вызывала у нее отвращение. Кроме того, обычно она была — что не характерно для психопатического поведения — крайне сдержанна. Казалось, что организованность и эффективность заменяют ей саму жизнь, которая по-своему превратно обошла ее. Она хотела многого достигнуть, быть все время в движении, но от этого она была еще несчастнее. Ее стремление к эмоциональной близости всегда разбивалось о ее же навязчивые идеи. В итоге ее эмоциональные реакции были, как правило, очень поверхностны. Нет, психопаткой она не была, скорее это начальная стадия нарциссизма.

Что-нибудь еще?

Что еще… Она была суеверной — читала астрологические прогнозы, верила в судьбу и тому подобное. Полагала, что все между собой как-то связано. Ах да, еще она была патологической патриоткой. Верила, что Америка — величайшая страна на земле.

Если это определение психопатии, то она встречается значительно чаще, нежели я предполагал.

[Мисс Шиллинг не рассмеялась, наоборот, взглянула на меня сурово и с укоризной.]

Разговор у нас идет об ужасной трагедии. Я полагаю, теперь не время для веселья.

Простите. Рассказывала ли она о докторе Сеймуре?

Да, рассказывала. Но нам придется оставить это до следующего раза. Простите, что обрываю вас на полуслове. У меня сейчас пациент.

Спасибо, что поговорили со мной.

Пожалуйста.

Видеодневник доктора Алекса Сеймура, выдержка первая, воскресенье, 6 мая, тайм-код 02.03

[Примечание автора: Доктор Сеймур стал вести видеодневник в тот же вечер, когда вернулся домой с дополнительным оборудованием. Записей в нем немного — всего минут на тридцать. Возможно, записывать «исповеди» доктор Сеймур решил, чтобы облегчить вину за свои недопустимые действия. В конце концов, в прошлом он был католиком. Саманта Сеймур говорила, что раньше он периодически вел обычный дневник. Тут он просто решил поэкспериментировать с новыми технологиями. Возможно, еще одна камера, которую он собирался установить, натолкнула его на эту мысль.

Поскольку запись происходила ночью в его чердачной комнате, освещение неважное. Он выглядит уставшим, но в то же время полным энергии, «вставленным». Это, опять же, могло быть следствием стимуляторов, которые он продолжал себе выписывать. На нем синий хлопковый халат, он говорит приглушенным голосом — возможно, потому, что под ним находится их с женой спальня и он боится, что его услышат.]

Красный огонек зажегся, значит, наверное, работает. Немножко по-дурацки себя чувствую. Ну вот. Итак. Запись в видеодневнике, суббота — нет, воскресенье, шестое мая. Боже, все мысли из головы повыскочили. Хм. Какая первая мысль приходит мне в голову?

Я не знаю, откуда это. Это воспоминание. И мне кажется, что такого воспоминания у меня раньше не было. Это свежее воспоминание. Большая редкость. Довольно долго мои воспоминания были похожи на вторсырье, ограниченный набор готовых записей, которые все проигрывались и проигрывались. Ведь воспоминания, в конечном счете, и есть записи. Если это воспоминание действительно новое — а я мог забыть о нем, так что уверенности нет, — это тоже запись. А поскольку сейчас я вспоминаю свежее воспоминание, получается, что это запись записи. Которую я записываю на пленку. Бесконечно удаляющиеся картинки. Зеркала друг против друга.

А если подумать, все ведь таится в прошлом.

Все равно, все равно. Воспоминание. Воспоминание о воспоминании. Мы все в машине. В том старом синем «вольво», что был у нас в девяностые. Едем отдохнуть по какой-то горящей путевке. Я даже не вспомню, куда мы ехали. Но помню, как мы собачились. Это я очень хорошо помню. Мы с Самантой спорили, куда ехать, дети то дрались, то ныли, что им скучно. Деревья смыкались над нами зеленой аркой, сквозь ветви рябило солнце. Было очень красиво, но мы не могли увидеть этой красоты, потому что оказались заперты в своей коробочке, полной борьбы, любви и тревоги. Мы были ограничены семейным образом чувств. Со всеми его острыми зазубринами.


Еще от автора Тим Лотт
Любовные секреты Дон Жуана

«Все существующее – иллюзия. Правда – ложь. Миром правит парадокс. И это дает надежду», – считает герой романа. Разуверившись в любви, он обратил взор внутрь себя и с удивлением обнаружил в своем черно-белом мире мириады оттенков серого. И решил разобраться: Что случилось с женщинами? Что случилось с ним самим? Что вообще случилось?


Блю из Уайт-сити

Тим Лотт (род. 1956) — один из самых популярных современных английских писателей. Первая его книга «Запах сухих роз» (The Scent of Dry Roses, 1996) получила премию «За Лучшую автобиографию» в 1996 г. Роман «Блю из Уайт-сити» (White City Blue, 1999) был удостоен премии Уитбреда в 2000 г. Роман «Штормовое предупреждение» (Rumours of а Hurricane, 2002) признан критиками лучшей книгой года. «Блю из Уайт-сити» — роман о конфликте между дружбой и любовью. Дружбой, замешанной на подтрунивании, пиве и ностальгии по Лучшему Дню, который друзья поклялись отмечать каждый год, несмотря ни на что.


Штормовое предупреждение

"Штормовое предупреждение" — роман Тима Лотта, посвященный эпохе 80-х.


Рекомендуем почитать
Право Рима. Константин

Сделав христианство государственной религией Римской империи и борясь за её чистоту, император Константин невольно встал у истоков православия.


Меланхолия одного молодого человека

Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…


Ник Уда

Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…


Красное внутри

Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.


Листки с электронной стены

Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.


Долгие сказки

Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…


Сёгун

Начало XVII века. Голландское судно терпит крушение у берегов Японии. Выживших членов экипажа берут в плен и обвиняют в пиратстве. Среди попавших в плен был и англичанин Джон Блэкторн, прекрасно знающий географию, военное дело и математику и обладающий сильным характером. Их судьбу должен решить местный правитель, прибытие которого ожидает вся деревня. Слухи о талантливом капитане доходят до князя Торанага-но Миновара, одного из самых могущественных людей Японии. Торанага берет Блэкторна под свою защиту, лелея коварные планы использовать его знания в борьбе за власть.


Духовный путь

Впервые на русском – новейшая книга автора таких международных бестселлеров, как «Шантарам» и «Тень горы», двухтомной исповеди человека, который сумел выбраться из бездны и уцелеть. «Это поразительный читательский опыт – по крайней мере, я был поражен до глубины души», – писал Джонни Депп. «Духовный путь» – это поэтапное описание процесса поиска Духовной Реальности, постижения Совершенства, Любви и Веры. Итак, слово – автору: «В каждом человеке заключена духовность. Каждый идет по своему духовному Пути.


Улисс

Джеймс Джойс (1882–1941) — великий ирландский писатель, классик и одновременно разрушитель классики с ее канонами, человек, которому более, чем кому-либо, обязаны своим рождением новые литературные школы и направления XX века. Роман «Улисс» (1922) — главное произведение писателя, определившее пути развития искусства прозы и не раз признанное лучшим, значительнейшим романом за всю историю этого жанра. По замыслу автора, «Улисс» — рассказ об одном дне, прожитом одним обывателем из одного некрупного европейского городка, — вместил в себя всю литературу со всеми ее стилями и техниками письма и выразил все, что искусство способно сказать о человеке.


Тень горы

Впервые на русском – долгожданное продолжение одного из самых поразительных романов начала XXI века.«Шантарам» – это была преломленная в художественной форме исповедь человека, который сумел выбраться из бездны и уцелеть, разошедшаяся по миру тиражом четыре миллиона экземпляров (из них полмиллиона – в России) и заслужившая восторженные сравнения с произведениями лучших писателей нового времени, от Мелвилла до Хемингуэя. Маститый Джонатан Кэрролл писал: «Человек, которого „Шантарам“ не тронет до глубины души, либо не имеет сердца, либо мертв… „Шантарам“ – „Тысяча и одна ночь“ нашего века.