Запретное чтение - [75]

правильно, мы беспокоились куда меньше. Мы были правы, и осознание этого было нам дороже жизни.

— Поэтому ты и убежал, — догадалась я.

— Нет.

Из трубки донесся шум — у отца что-то падало, ломалось, разбивалось, слышно было, как он шагает по комнате, расшвыривая предметы, попадавшиеся под ноги.

— Из-за этого убежал Юрий, — сказал он. — Твой родной дядя Юрий, настоящий, не какой-нибудь там фальшивый, понимаешь? Кто-то сказал полиции, не знаю, что-нибудь вроде «это сделал мальчишка Гулькиновых». А может, они даже имя его назвали, мы ведь были похожи как две капли воды. И вот он спит с какой-то девчонкой в лесу, а к нам в пять утра заявляется полиция и спрашивает Юрия, и мать доказывает им, что я не Юрий, и они, слава богу, ее не арестовывают. Они часто поступали именно так — забирали матерей. И вот один из них, тот, который помоложе и поглупее, говорит, что они придут на следующую ночь, и тогда тот, что постарше, дает ему оплеуху — шарах!

— И тогда Юрий убежал в Румынию, — подсказала я.

— Его подстрелили на границе. Шесть выстрелов в грудь. Двоюродный брат Антон узнал об этом и рассказал нашей матери.

— Ты в этом не виноват, — поспешила я утешить отца.

— Решила стать моим психологом? Я скажу тебе кое-что из области психологии: мы в Америке. Здесь не от чего бежать. Вот почему я забрался в такую даль.

Наверное, мне бы следовало притвориться, что он говорит не обо мне, но сил не было.

— Я не бегу, — попробовала я возразить.

— Вот что бывает, когда мы не доверяем родителям. Дети понятия не имеют, что для них ценнее всего.

— Это ты меня называешь ребенком? — спросила я, в основном для того, чтобы убедиться, не об Иэне ли он говорит.

— Конечно. Ты — ребенок, а я — очень старый человек, и у меня сегодня день рождения. Я ложусь спать. На боковую.

Я дождалась, чтобы он первым положил трубку, и понадеялась, что мама еще не спит и проследит, чтобы он нормально добрался до постели. Но мамы рядом с ним конечно же не было, иначе я бы слышала, как она пытается его утихомирить и просит отдать ей стакан.

В ту ночь мне снилось, что Леон Лабазников тонет в реке и что-то кричит, но слова уносит течение. Мне пришлось подойти к самой воде, чтобы его услышать, а побежать за помощью я почему-то не подумала. «Люси! — кричал он. — Что такое половина русского? Половина русского, а?»

Я проснулась вся мокрая под тремя тяжелыми одеялами, которыми с вечера завалила постель, и, часто дыша, огляделась по сторонам. Комнату освещало красное мерцание цифр 4.24 на электронном будильнике. Половина русского — это половина нигилиста, четвертая часть партии в шахматы, одна шестая революции. Мне показалось, что все делится очень удачно. Половина русского — это тот, кто среди ночи таскает за собой непонятные коробки из-под обуви, кто играет, не продумав стратегию. Чья революция состоит лишь в том, чтобы бежать.

29 Мошенники

ЕСЛИ ВЫ ХОТИТЕ ПОЧИСТИТЬ ЗУБЫ КАК ДЕСЯТИЛЕТНИЙ МАЛЬЧИК

1. Попытайтесь выдавить зубную пасту «Зеленое яблоко» на щетку идеальной колбаской с красиво загнутыми кончиками, как это делают в рекламе. Когда это вам не удастся, соскребите пасту со щетки в раковину и выдавите новую колбаску. Повторите это действие три раза, пока не добьетесь идеального результата.

2. Спросите находящегося поблизости взрослого, нет ли у него с собой фотоаппарата, чтобы снять на пленку ваш шедевр.

3. Спойте зубной пасте на щетке песню «Прощаться жаль» из «Звуков музыки».

4. Чистите зубы с таким рвением, чтобы во рту образовалась пышная бледно-зеленая пена.

5. Спросите у находящегося поблизости взрослого, похожи ли вы теперь на бешеную собаку.

6. Отступите от умывальника на пару шагов и объявите, что сейчас плюнете как настоящий верблюд.

7. Как следует прополоскав рот, намеренно уроните тюбик с зубной пастой на пол и скажите: «Яблоко от яблони недалеко падает! Дошло?»

8. Воспользуйтесь зубной нитью.

В тот день было воскресенье, и мы ехали в Берлингтон. Я уже бывала там, когда накануне поступления в университет мы с мамой ездили по разным колледжам, и я еще с тех пор запомнила местные книжные на Черч-стрит. Я рассказала о них Иэну и пообещала, что мы купим там каких-нибудь книг по истории Вермонта, а потом пообедаем в итальянском ресторане. Меня мучило похмелье, но пульсирующая боль в голове казалась очень уместной и даже необходимой. Именно так мне и следовало чувствовать себя с самой первой минуты, как только мы вышли из библиотеки. А если бы меня сейчас еще и вырвало, было бы только лучше.

Мы припарковались, и я разрешила Иэну бросить монеты в счетчик на стоянке.

— Я за всю свою жизнь ни разу этого не делал! — воскликнул он с таким отчаянием, как будто это было главное упущение со стороны его родителей.

Мы дошли пешком до Черч-стрит, на которую было запрещено въезжать на машинах и где даже посреди глухой зимы, сковавшей всю Новую Англию, мощеную аркаду между магазинами наводняли люди, раскрашивающие пасмурную улицу разноцветными куртками и шапками с кисточками, и укутанный торговец продавал с тележки кофе и горячий шоколад. Мы купили по стаканчику того и другого и стали заглядывать поочередно во все магазины. Иэн выбрал себе в художественной лавке альбом для рисования и цветные карандаши.