Запретное чтение - [73]

Шрифт
Интервал

— Я тут слышал про одного из этих аферистов — не про вас ли? — спросил он.

Конечно про меня. Я вынула незажженную сигарету изо рта, испугавшись, что сейчас ее проглочу.

— Ты слышал про анархистов, а не про аферистов, Джейк. — Барменша улыбнулась мне и пошла к другому концу барной стойки. Она уже слыхала эту пьяную болтовню.

У Джейка была густая борода, и он был единственным толстым человеком в этом помещении. Одет он был натуральным образом в рубашку лесоруба, как будто играл в массовке фильма про Вермонт, и его роль заключалась в том, чтобы бесконечно стоять на заднем плане и врезать в кленовые деревья краники для добычи сока.

— Я тут проездом, — сказала я, решив не вызывать подозрений слишком длинными объяснениями.

Джейк хмыкнул.

— К нам тут в город заявился кто-то из анархистов, — сказал он. — У них пару лет назад родился план перебраться сюда и вроде как захватить весь штат. Но выбрали Нью-Гемпшир. Правильное решение. Здесь их бы всех к черту перестреляли. Им надо всей своей оравой перебраться в Нью-Гемпшир и отделиться, к черту, от нашей страны. Будет у них Народная Республика Нью-Гемпшира, мать их.

— Анархисты, — согласилась я, кивая.

Я снова посмотрела в окно, но на этот раз обратила внимание на отражение в стекле. Черноволосый мужчина по-прежнему сидел за столом, слишком далеко, чтобы слышать наш разговор. Я могла бы сказать Джейку, что вон тот парень в стильном пиджачке и есть анархист, о котором он говорит, и пускай бы он набросился на врага и утолил жажду крови, а я бы тем временем дала деру. Но Джейк был слишком пьян, глупо было рассчитывать на его помощь.

— Всем охота приехать в Вермонт и сделать из него что-нибудь такое, чем он никогда не был. В шестидесятые к нам валили хиппи, строили тут всякую хрень на солнечных батареях, пытались разводить лам. Видали эти их коммуны?

Мы и в самом деле проезжали мимо деревянной конструкции в форме звезды, от которой во все стороны тянулись веревки для сушки белья, и вокруг было припарковано несколько стареньких «вольво».

— Ага, — сказала я. — По дороге видели одну.

— А теперь к нам сюда геи едут жениться, и еще студентики приезжают со своими лыжами. Каждый прется сюда, думает, что он вроде как сам открыл это место, как будто он, мать его, Христофор Колумб. Воткнули свой флаг в Монпелье, говорят теперь, что город принадлежит Калифорнии. Превратили нас в чертов Диснейленд!

Барменша вернулась с дальнего конца бара.

— Джейк, — попросила она, — отстань от девушки, а?

Джейк снова фыркнул и допил пиво. Пивная пена повисла у него на усах. Я поспешила вернуться к блокноту, пока Джейк снова не начал разглагольствовать, и принялась составлять список — единственный, который пришел мне в этот момент в голову Вот как он выглядел:

Рокки

Лорейн

Гленн

Софи Беннетт

Лабазниковы

мама, папа

Дрейки

Мужчина

Я и сама толком не понимала, что это за список. Люди, которые могут меня предать? Люди, которых я боюсь? Перечитав его несколько раз, я добавила еще одно имя — Иэн. Спустя добрых полчаса черноволосый мужчина оплатил счет, так и не притронувшись к тарелке куриных палочек. Он положил телефон в карман и вышел через дверь, которая вела в отель, а не на стоянку. Он оставался здесь на ночь. Прежде чем за ним закрылась дверь, он обернулся, посмотрел мне прямо в глаза и решительно кивнул. К этому моменту я выпила уже четыре водки с тоником — больше, чем могла себе позволить, зато это успокоило мне нервы. Я умудрилась удержаться на барном стуле еще часа полтора — по моим подсчетам, этого времени было достаточно, чтобы мужчина, даже если он и дожидался меня по ту сторону двери с ломом, телекамерой или полицейским удостоверением, сдался и ушел спать.

Наверх я поднималась неверными шагами и на каждом повороте высматривала нашего таинственного преследователя, попутно беспокоясь, как бы не переломать себе ноги на прогнивших деревянных ступеньках. Иэн спал, и в его дыхании снова слышался свист. Я сумела выключить лампочку у него над головой, не разбудив его. Я сосчитала, сколько дней мы уже путешествуем (почти шесть), и вдруг поняла, что сегодня у моего отца день рождения. Точнее, у него был день рождения все прошедшие сутки, а я его прозевала. Но в Чикаго было на час раньше, отец славился бессонницей, а еще (и это, пожалуй, главное) в этом разболтанном проспиртованном состоянии я очень обрадовалась, что у меня есть такой удачный повод ему позвонить. Одним из пунктов в моем списке необходимых дел, который становился все более безрассудным и беспорядочным, была задача объяснить отцу, почему Иэн доехал со мной до самого дома Лабазниковых, о чем он, отец, конечно, уже знал. И еще: по какой-то необъяснимой причине мне хотелось прощупать его на тему того, что рассказал мне Леон Лабазников, чтобы понять, узнаю ли я в нем человека, которого оставила в постели с пакетом льда на лбу, или же теперь, спустя несколько дней, когда мне стала известна нелицеприятная правда о его прошлом, голос отца покажется мне каким-то другим. Мне не терпелось узнать, расслышу ли я теперь за его русским акцентом отголосок вины, почувствую ли страшную тень отцеубийства.


Еще от автора Ребекка Маккаи
Мы умели верить

В 1985 году Йель Тишман, директор по развитию художественной галереи в Чикаго, охотится за необыкновенной коллекцией парижских картин 1920-х годов. Он весь в мыслях об искусстве, в то время как город накрывает эпидемия СПИДа. Сохранить присутствие духа ему помогает Фиона, сестра его погибшего друга Нико. Тридцать лет спустя Фиона разыскивает в Париже свою дочь, примкнувшую к секте. Только теперь она наконец осознает, как на ее жизнь и на ее отношения с дочерью повлияли события 1980-х. Эти переплетающиеся истории показывают, как найти добро и надежду посреди катастрофы. Культовый роман о дружбе, потерях и искуплении, переведенный на 11 языков.


Рекомендуем почитать
«Годзилла»

Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.


Облдрама

Выпускник театрального института приезжает в свой первый театр. Мучительный вопрос: где граница между принципиальностью и компромиссом, жизнью и творчеством встает перед ним. Он заморочен женщинами. Друг попадает в психушку, любимая уходит, он близок к преступлению. Быть свободным — привилегия артиста. Живи моментом, упадет занавес, всё кончится, а сцена, глумясь, подмигивает желтым софитом, вдруг вспыхнув в его сознании, объятая пламенем, доставляя немыслимое наслаждение полыхающими кулисами.


Меланхолия одного молодого человека

Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…


Ник Уда

Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…


Красное внутри

Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.


Листки с электронной стены

Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.