Запретная зона - [18]

Мы не знали, что они думают о нас; позднее нам не раз приходило в голову, что мы могли бы быть более откровенными с ними, но в то время нашей откровенности мешал не страх, нет, мы были охвачены чувством беспомощности. Мы, пожалуй, были как раз такими тихими, ко всему прислушивающимися и приглядывающимися, как предписывала брошюра. Может быть, нас выдавал тон — выбирать слова легко, но голос часто считается только с действительным настроением человека.

У нас в Швеции принято, покидая дом, где ты гостил какое-то время, обращаться с прощальным приветствием и благодарностью не только к хозяевам, но и к слугам, если таковые есть. Поэтому, расставаясь с семьей Пэрди, я протянул руку Абрахаму, который каждое утро приносил нам в спальню чай и прислуживал нам, когда мы оставались на ферме одни. Но он не взял протянутой руки, на его лице появилось растерянное и грустное выражение: белый господин, наверное, пьян. И я понял его: ведь он видел меня с другими и не отделял меня от них. А если бы я тайком пробрался на кухню и прошептал ему: не обращайте внимания на то, как я вел себя с господами, на самом деле я на вашей стороне — как смешно и фальшиво прозвучало бы это, одинаково противно и для меня и для него.

И опять-таки: на чьей стороне? Африканская проблема — это не проблема слуг, как думают многие.

Прощание с фермой

Ночью скрипят половицы. И скрип этот разносится по всему дому, словно эхо вчерашних шагов, всех прошедших засушливых и дождливых сезонов.

Упрямые индивидуалисты бежали от высоко ценимой упорядоченной жизни Европы и вложили свою энергию, дерзание и стремление к свободе в минеральные копи. У них много общего. Их объединяет сливовый пудинг в февральскую жару, светский благотворительный бал в пользу новой псарни, фальшивые слова и обманчивая лояльность.

Но ведь должна же в Родезии где-то быть дорога, уводящая прочь от затхлости и благовоспитанности, туда, где не говорят о своих привилегиях, охотничьих трофеях, где нет сплетен в кругу товарищей по школе и по полку («только между нами»), где вам не напоминают, что у каждой вещи есть две стороны («давайте же, ради бога, признаем это!»).

Им нужны рабы, чтобы быть господами; они требуют смерти, чтобы жить; они притворяются богами, чтобы не быть людьми; они втиснули жизнь в мифы и готовые формулы, чтобы не быть свидетелями того, как меняется все живое; они воображают, что сидят в колеснице бытия еще долго после того, как вывалились из нее; они считают себя то орудием истории, то недосягаемыми для нее, свободными делать что хотят — ведь многие не имеют ясного представления о том, что делается в этом уголке земли.

Мы хотим уйти от них и покинуть эту ферму белых господ в Южной Родезии, где на клумбах качаются желтые головки львиного зева и дерево лунного цветка пахнет ванилью и поэзией.

Африканец дует в квела. В инструменте нет отверстия, но в тишине что-то происходит: когда просверливают в трубке отверстие, слышится музыка.

Так и пленник: чтобы вырваться на свободу, ему надо только выломать половицу в полу своего дома, ставшего для него тюрьмой.

СТОЛИЦА

Город, построенный не на своем месте

ПО СВЕДЕНИЯМ большинства справочников, в столице Федерации 60 тысяч жителей, причем около 200 тысяч африканцев в расчет не принимаются.

Министров и автомобилей на каждого белого здесь приходится больше, чем в любом другом городе мира. Здесь потребляется сухого молока больше, чем где-либо на земле. Цивилизация Солсбери блистает любительскими театрами, гуляньями, в которых принимает участие сама госпожа губернаторша, бензоколонками, роскошными отелями и змеиным питомником.

Грэм Грин в «Путешествии без карты» описывает различные части Африки. Родезия характеризуется у него всего в четырех словах: «Ошибка, табак, снова ошибка».

Само основание города Солсбери началось с ошибки. Копьен (африкандерское слово, означающее «холм») — самая высокая точка Солсбери. Отсюда, в пятнадцати милях к северу, видна гора Маунт-Хэмпден. Семьдесят лет тому назад, в сентябре 1890 года, у Копьена появились первые поселенцы. Они почему-то решили, что этот холм и есть та величественная гора Маунт-Хэмпден, возле которой они намеревались обосноваться. Упрямые поселенцы отказались признать свою ошибку, заявили, что карта врет и что здесь-то и будет столица новой страны Родезии.

Говорят, что именно атмосфера подобной рассеянности, характерная для страны, по сей день спасает ее от железной тирании, процветающей к югу. Например, нежелательные лица, вроде романистки Дорис Лессинг, выросшей в Родезии, попали в страну по недосмотру; недавно уголовная полиция явилась на собрание свиноводов и записала все речи в полной уверенности, что это политический митинг. В результате в тюрьму попали ни в чем неповинные люди.

Многое можно простить Солсбери, зная, что это вовсе не тот город, который намеревались построить. Он должен был находиться в другом месте и иначе выглядеть: в пятнадцати милях отсюда, на другом холме, где нет ни грязи, ни пороков. Но теперь уже ничего нельзя поделать — эти пятнадцать миль оказались так же непреодолимы, как путь в царствие небесное.