Запрещенная Таня - [26]

Шрифт
Интервал

— Это диамат? Так учит марксизм — ленинизм? Самое верное учение в мире? — поинтересовалась Татьяна.

— Это предупреждение, — Миша поиграл желваками, — прекрати играть в героиню. Или закончишь как они.

— Катаясь с лопатой на машине?

— Нет, — Миша снова стал мрачным, — нет, роя траншеи, которые и защищать-то никто не станет. Знаешь, сколько этих линий обороны наделали от самой границы? А толку? Немцев они не остановили.

— Сократ, — весело сказала Татьяна, — говорил, что нужно думать не о прочности стен, а о прочности тех, кто будет стоять на этих стенах.

Миша побелел:

— Ты, поосторожнее со своим Сократом.

— А что? — улыбнулась она, — шлепнут без некролога?

Миша хотел сказать, но только закусил губу.

— Знаю, — засмеялась Татьяна, — дура! Я дура. Но дуракам и юродивым на Руси все прощалось.

— Прощалось, — прогудел Миша, — раньше прощалось, а вот советской властью уже не прощается.

26

Солнце садилось. Танюша включила электрический чайник, открыла коробку с курабье и подумала о калориях. Калории, это слово опять переплелось с ее диплом. Сейчас она подумала о том, сколько калорий в курабье, а в блокадном Ленинграде думали, где бы взять эти калории.

— Ты чего такая задумчивая? — спросила Танюшу Вика, е подруга, игривая и веселая особа, зашедшая с другой Танюшиной подругой — Машей, на огонек.

— Может, случилось чего, — предположила Маша, смотря на талию подруги.

— Да нет, девочки, — Танюша поставила на стол чашки, — я почему-то о своем дипломе сейчас вспомнила.

— О, — засмеялась Вика, — нашла, о чем вспоминать. Мой — то диплом через два месяца, а в нем и конь не валялся.

— В моем, тоже, — согласилась Танюша, — но сейчас о калориях вспомнила. И подумала о Ленинграде в блокаду.

— А у тебя диплом о блокадном Ленинграде? — поинтересовалась Маша.

— Не совсем, — Танюша стала наливать чай, — я про Татьяну Бертольц пишу.

— Про кого? — протянула ироничная Вика.

— Была такая поэтесса советская, — пояснила Танюша, — она в Ленинграде практически всю блокаду прожила. Ее и звали «блокадной мадонной».

— Интересно-то как, — сказала Маша, — наверное, тогда интересно все было. Как в фильмах?

— Да, так, — отмахнулась, Танюша, — представляешь, как они жили?

— Как?

— Воды горячей не было совсем? Воду-то кипятили. На кухне. И мылись потом.

— Как у бабушки в деревне, — добавила Вика.

— И это Питер, — философски произнесла Маша.

— Тогда не Питер, а Ленинград, — ответила Танюша.

— Какая разница? — спросила Вика.

— Как? В Ленинграде она жила. Татьяна Бертольц жила в Ленинграде. Так тогда Питер назывался.

— Ну, если это так принципиально, — протянула Вика, беря печенье из коробки.

— Кто-то и делом занят, — заступилась за подругу Маша, — а не как мы с тобой по клубам и на работе.

— И интересно тебе этим заниматься? — пожала плечами Вика, — как жить-то будешь? Пока еще Павлик на ноги станет.

— Все интереснее, чем нашим маркетингом страдать, — ответила за Танюшу Маша.

— Это верно. У вас там только нули и графики продаж. Как на фабрике.

— Зато интересно узнать, как было раньше, — наконец ответила Танюша, — жили они все вместе.

— Это как? — поинтересовалась Маша.

— Как и у нас, таджики живут. Все в одной квартире. Тогда квартиры разделили на комнаты и семье только комнату давали.

— Да, — кивнула Маша, — у меня так бабушка всю жизнь прожила. Там и умерла в коммуналке. Хотя ей квартиру давали в Черемушках. Сказала, что лучше в центре в комнате, чем в ваших Черемушках в квартире.

— Представляете в одной квартире сразу три семьи, — пояснила Танюша.

— А как же они это делали? — хохотнула Вика.

— Так и делали. Тихо, наверное, — сказала Маша, — или ждали, когда соседей дома не будет.

— А может все привыкли. И не стеснялись, — Танюша почему-то сейчас поняла как далеко они от той советской жизни.

— Может и так, — не унималась Вика, — а как после ночи на кухню выходить? Там все, наверное, улыбаются. Стоят и смотрят, как ты ночью отметилась. А может и разы считают.

— Да ладно если у всех так происходит, — ответила ей Маша, — они там все привыкли, наверное. У нас тоже хорошо слышно.

— У нас не слышно, — сказала Танюша, — когда Павлик у меня ночует, никто не замечает из соседей. Только по его машине определяют.

— А у нас слышно, — Вика отхлебнула чай, — я тем лето так попала. Родители приехали из Туниса, а соседка им и говорит, что дочь у вас выросла голосистая. Ее в хор надо было отдать, оратории исполнять. Может у нее горло бы уставало, и она по ночам так не орала.

— Туалет у них тоже общий был, — сказала Танюша, — один на всю квартиру.

— Стучали, наверное, — покачала головой Маша, которой смена темы понравилась, — сидишь там, а тебе в дверь стучат, что пора заканчивать.

— Или график составляли, — хихикнула Вика.

— Правда и не знаю как так можно, — добавила Вика, — ерунда получается. Я так с родителя жила, пока к Саше не переехала. Сначала было ничего, а как брат женился, так с утра очередь в туалет и в ванную. Как в поезде. Или в Сочи в частном секторе.

Только ты в такой коммуналке не две недели живешь, — сказала ей Маша.

— А еще я вчера прочитала, — заметила Танюша, — что купить просто так ничего нельзя было. Купить все можно было только по карточкам. Даже если тебе карточки дали, то не факт, что ты их отоваришь?


Еще от автора Сергей Сергеевич Комяков
Потерянные поколения

Книга посвящена организационному и институциональному анализу детских и молодежных организаций СССР. В ней исследуется создание, развитие детских и молодежных организаций, их роль и место в структуре советского государства и общества. Книга предназначена широкому кругу читателей.


Посредник

Книга посвящена фантастическому миру России ХХIV века, который может сложиться, если в России не произойдут значительные изменения. Адресована широкому кругу читателей.


Рекомендуем почитать
Песни сирены

Главная героиня романа ожидает утверждения в новой высокой должности – председателя областного комитета по образованию. Вполне предсказуемо её пытаются шантажировать. Когда Алла узнаёт, что полузабытый пикантный эпизод из давнего прошлого грозит крахом её карьеры, она решается открыть любимому мужчине секрет, подвергающий риску их отношения. Терзаясь сомнениями и муками ревности, Александр всё же спешит ей на помощь, ещё не зная, к чему это приведёт. Проза Вениамина Агеева – для тех, кто любит погружаться в исследование природы чувств и событий.


Севастопология

Героиня романа мечтала в детстве о профессии «распутницы узлов». Повзрослев, она стала писательницей, альтер эго автора, и её творческий метод – запутать читателя в петли новаторского стиля, ведущего в лабиринты смыслов и позволяющие читателю самостоятельно и подсознательно обежать все речевые ходы. Очень скоро замечаешь, что этот сбивчивый клубок эпизодов, мыслей и чувств, в котором дочь своей матери через запятую превращается в мать своего сына, полуостров Крым своими очертаниями налагается на Швейцарию, ласкаясь с нею кончиками мысов, а политические превращения оборачиваются в блюда воображаемого ресторана Russkost, – самый адекватный способ рассказать о севастопольском детстве нынешней сотрудницы Цюрихского университета. В десять лет – в 90-е годы – родители увезли её в Германию из Крыма, где стало невыносимо тяжело, но увезли из счастливого дворового детства, тоска по которому не проходит. Татьяна Хофман не называет предмет напрямую, а проводит несколько касательных к невидимой окружности.


Такая работа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мертвые собаки

В своём произведении автор исследует экономические, политические, религиозные и философские предпосылки, предшествующие Чернобыльской катастрофе и описывает самые суровые дни ликвидации её последствий. Автор утверждает, что именно взрыв на Чернобыльской АЭС потряс до основания некогда могучую империю и тем привёл к её разрушению. В романе описывается психология простых людей, которые ценою своих жизней отстояли жизнь на нашей планете. В своих исследованиях автору удалось заглянуть за границы жизни и разума, и он с присущим ему чувством юмора пишет о действительно ужаснейших вещах.


Заметки с выставки

В своей чердачной студии в Пензансе умирает больная маниакальной депрессией художница Рэйчел Келли. После смерти, вместе с ее  гениальными картинами, остается ее темное прошлое, которое хранит секреты, на разгадку которых потребуются месяцы. Вся семья собирается вместе и каждый ищет ответы, размышляют о жизни, сформированной загадочной Рэйчел — как творца, жены и матери — и о неоднозначном наследии, которое она оставляет им, о таланте, мучениях и любви. Каждая глава начинается с заметок из воображаемой посмертной выставки работ Рэйчел.


Шестой Ангел. Полет к мечте. Исполнение желаний

Шестой ангел приходит к тем, кто нуждается в поддержке. И не просто учит, а иногда и заставляет их жить правильно. Чтобы они стали счастливыми. С виду он обычный человек, со своими недостатками и привычками. Но это только внешний вид…