Запоздавшее возмездие или Русская сага - [29]

Пулеметчик Федоров? Видов постояно насмехался над неповоротливым усачем, но любил его за безоглядную смелость…

Клавдия будто опрашивала свидетелей, каждый из которых мог превратиться в подозреваемого.

Главное — узнать кто!

Возможно зря она так терзается — не дожидаясь людского возмездия, убийца уже подвергся Божьему наказанию? Неужели ей придется плюнуть на памятник усопшего?…

В сквере — не протолкаться. Обнимаются, вспоминают войну, поют под гармонь, бродят по аллейкам в поисках с в о и х. Кто в армейской форме, кто — в гражданском, с завесой орденов и медалей, одни либо в сопровождении детей и внучат.

В самом центре сквера старик с высоко поднятым шестом с прибитой табличкой, на которой — название части. Недоуменно оглядывается, будто удивляется отсутствию однополчан. Вдруг ушли из жизни или переехали на жительство за Полярный Круг, откуда по нынешним ценам на авиатранспорт не так просто выбраться.

— Вася! Васенька!

Старик оглянулся, радостная улыбка осветила его морщинистое лицо.

— Клавка! Все же пришла? Значит, жива и невредима! Сейчас должен подкатить Трофимов — вчера звонил, обещал приехать.

Бывший начштаба стрелкового батальона сейчас не походил на всегда подтянутого, сухопарого офицера. Гляди-ка, усы отрастил, бородку! Скорей всего не ради мужской красоты — маскирует отвисшую старческую кожу под подбородком.

— Кто еще будет из наших?

— Разведчик Тихонов. С месяц тому назад вырезали ему язву желудка, но держатся, старина, не поддается… Может быть, заглянет пулеметчик Солятин

— ты ему тогда на поле ногу перевязывала… Помнишь?… Про других не знаю, не связывался… Ага, вот и Тихонов!

Бывший сержант-разведчик более походит на важного профессора — полный, вальяжный, в позолоченных, а может быть и золотых, очках. Идет медленно, выглядывая олнополчан, постукивает фигурной палкой по асфальту.

Клавдия вспомнила, как недолюбливал его комбат, какими только обидными словами не шерстил. Уж не Тихонов ли пустил автоматную очередь в спину Видова? Впрочем, бездоказательные обвиения сродни комбатовским оскорблениям. Усилием воли бывшая фельдшерица заставила себя забыть о давней мечте отыскать убийцу Семенка, пусть на время, но забыть. Хотя бы на сегодняшний день — «со слезами на глазах».

Через полчаса рядом с бывшим начальником штаба стояли трое. Всезнающий Тихонов проинформировал: Трофимов не придет, давление подскочило. Ну, что ж, если судить по соседним группам, четверо однополчан — не так уж плохо. Неподалеку, держа наотлет табличку с надписью «Отдельный танковый полк», стоит в одиночестве старичок. Горестная полуулыбка, слезящиеся глаза, подрагивающие руки. Неужели в этом мире я остался единственным представителем многочисленной семьи танкистов, говорит его растеряный вид.

А из стрелкового батальона их целых четверо, снова с гордостью подумала Терещенко, поочередно обнимая и целуя бывших однополчан.

Наобнимавшись, они не торопились покидать сквер, хотя в одном из московских кафе уже заказан скромный столик. Вдруг еще кто-нибудь появится?

— Почему-то нет Коли Романова, обычно первым приходит…

— Лежит комроты-три в ветеранском госпитале. Я трижды звонил жене, говорит, еще не выписался, — посапывая заложенным носом, сообщил разведчик.

— Что-нибудь серьезное?

— А у нас несерьезных болячек не бывает, — рассмеялся Нечитайло. — Во первых, возраст, во вторых, аукается война.

Помолчали. Действительно, аукается! У одного «просыпается» залеченный осколок под сердцем, у второго — перебитые кости дают о себе знать. Сколько солдат похороненно после Победы, когда, казалось, жить да жить? Кто на очереди?

— А Проша Сидякин? С войны его не видела, — разорвала тягостное молчание военфельдшер. — Никто не встречал?

Разведчик пожал плечами — нет, не встречал, наверно, сложил голову слишком уж бойкий старшина, подставился под пулю или осколок. Пулеметчик подтвердил: среди ветеранов ходили упорные слухи, что Сидякин погиб при штурме Берлина. Один солдат-свидетель в атаку шел вместе с ним, второй, якобы, сидел рядом на броне танка.

Снова помолчали. Будто еще раз похоронили.

— Все, хлопцы, двинули? — предложил Нечитайло. — Похоже, больше никого не будет. Винегреты прокиснут, водка потеряет градусы. На всякий пожарный я всех кого знаю оповестил: не успеют в сквер, пусть подруливают в кафе. Азимут сообщил, ориентиры выдал. Найдут, не пропадут!

Четверка ветеранов медленно двинулась в сторону станции метро. Один выстукивает по асфальту палочкой, второй прихрамывает, третий на ходу тайком отправляет под язык спасительные таблетки. Короткие вопросы, такие же короткие ответы. В основном, касающиеся пенсии и здоровья.

Наконец, добрались до кафетерия, расположенного в непрестижном районе Москвы, почти возле кольцевой автодороги. Зато цены не такие высокие, а что касается разных удобств — отдельного кабинета, оркестра с вихляющимися певичками — то бывшим фронтовикам они ни к чему. Пообщаться, еще и еще раз вспомнить грозовые дни Великой Отечественной, помянуть рюмкой и добрым словом погибших и умерших — вот и все.

И все же директор кафе-закусочной оказался понимающим человеком. Столик отведен в стороне от остальных, подальше от эстрады, поближе к входу. Накрыт тоже с претензией на роскошь — белоснежные пирамидки салфеток, хрустальные рюмки и фужеры, расписные тарелочки. В центре стола — букетик цветов. И хотя они искусственного происхождения, на душе у ветеранов полегчало.