Запоздалый суд - [8]

— А тебе я вот что скажу: не мучайся, не рой!

Роза ушам своим не поверила: уж не сжалился ли над ней председатель?

— Не рой, — повторил Михатайкин, — потому что огород я у тебя все равно отберу. Так что иди-ка домой да приляг с дочкой, отдохни. Так лучше будет.

— Эго ты иди да ляг со своей бухгалтершей, — взорвалась Роза. — Пьянствуйте, веселитесь, грабьте колхоз!

— Ах ты с-с-сука! — вне себя от ярости просвистел Михатайкин. — Может, ждешь, чтобы к тебе пришел? Не дождешься! Плевать я на тебя хотел. Орел на мышей не охотится. А за свои слова — без последних заработанных дней останешься. Вот так!

— Пробовал приставать, да не вышло. Не все кобылы отвечают на ржанье таких старых жеребцов, как ты.

— Ты вон как заговорила! Оштрафую на десять дней — по-другому запоешь, курва!

— Штрафуй! Наживайся! Пусть колом в твоем горле станут мои дни. — Роза словно с горы катилась и но могла уже остановиться.

— Не бойся! В волчьем горле воробьиная кость не застревает. А и застрянет — сумеем проглотить… Еще раз говорю: не трать зря силы, иди домой. — И как последний кол забил — Вот так!

Председатель ушел той же дорогой, что и пришел. На строительстве плотины с громом и треском взревели моторы бульдозеров. Должно быть, пошел давать накачку поздно явившимся на работу бульдозеристам.

А Роза как стояла на полоске люцерны, так и осталась, словно ноги ее вросли в землю. Какое-то время она бессмысленно провожала взглядом торопко шагающего склоном оврага Михатайкина, потом зачем-то посмотрела на свои, в кровяных мозолях, ладони, перевела взгляд на огорожу и лишь после этого упала грудью на осиновую жердину и горько, навзрыд, заплакала.

Она не помнит, много ли, мало ли времени так проплакала. Голова была в каком-то горячем тумане, мысли путались, и от обиды, от сознания полной беспомощности, сердце готово было вот-вот разорваться.

Но вот в ее затихающие рыдания словно бы стал вклиниваться, вплетаться еще чей-то тоже горький, отчаянный плач. Роза умолкла, прислушалась. Да ведь это же проснувшаяся дочка плачет!

Прихватив лопату, Роза стремительно пошла, почти побежала огородом к дому.

Да, конечно, дочка Галя проснулась в своей кроватке и, не видя, не слыша рядом никого, горько, безутешно расплакалась.

Роза взяла с веревки сухую пеленку, завернула в нее дочку, дала грудь. Девочке скоро два годика, давно бы надо отнять от груди, но уж очень она болезненная, бледненькая, худенькая — жалко. Врачи признают врожденный порок сердца и говорят, что девочке нужен особен по внимательный уход, а как может Рола за ней заботливо ухаживать, если приходится разрываться на части между колхозной работой и повседневными домашними хлопотами да заботами! Вон председатель и так лодырем называет за то, что она ходит в колхоз не каждый день…

При воспоминании о Михатайкине перед глазами Розы встала недавняя их перепалка, и словно бы свет померк в глазах от вновь подступившей к сердцу обиды.

Будто не знает, не помнит председатель, как она работала в колхозе, когда у нее не было Гали. Попрекнул сумкой через плечо. Да, когда укрупняли бригады, делали их комплексными, она два года ходила в помощниках бригадира. Но что она, сама, что ль, выпросила эту должность? И разве после этого, когда бригады вновь разукрупнили, не ходила она вместе со всеми на любую рядовую работу?!

Из конюшни донеслось протяжное мычание теленка.

Вот, лишнюю минуту с ребенком посидеть и то некогда. Надо готовить болтушку с пахтаньем. И ведь кормила сразу же после дойки — уже успел проголодаться. Зря, пожалуй, она оставила теленка, зря пожалела, надо бы прирезать — лишние хлопоты, а их и так хватает.

Роза опять уложила дочку в кроватку.

— Спи, Галеньку, усни…

А когда принесла пойло теленку — в соседнем с конюшней закуте, учуяв запах съестного, завизжала свинья. Теперь, хочешь не хочешь, надо и ей что-то давать.

Накормив скотину и вернувшись в избу, Роза почувствовала, что и сама голодна. Солнце вон уже где, а она еще не завтракала, разве что стакан парного молока после дойки выпила. Однако же готовить горячий завтрак — много времени потеряешь, а оно не ждет, огород не ждет, надо копать. Так что поест она кислого молока с хлебом, да и ладно, до обеда дотянет.

Роза вытащила из погреба глиняную корчажку с молоком, поставила на стол. Молоко заквасилось удачно и село «стулом», хоть ножом режь, как масло. И пенка сверху не подгорела, а только зарумянилась.

Но не успела Роза хлебнуть и трех ложек, как услышала где-то за домом, на огородах, гул трактора.

Уж не ее ли огород кто приехал вспахать?.. Нет, конечно. Чудеса бывают только в сказках. Наверное, кого-то председатель прислал рыхлить междурядья на плантации хмеля… Постой, постой. А ведь она вчера разговаривала с одним из бульдозеристов, работавших на плотине, и он обещал где-нибудь раздобыть плуг и вечером вспахать ей огород. Обещал, правда, не твердо, да к тому же и нездешний он — из какой-то районной организации по просьбе Михатайкина его сюда с бульдозером на время прислали. Но вдруг это именно он и прикатил к пей на огород?! Вдруг у него какой-то свободный час выпал?.. Только как же человек мог въехать на огород без хозяина, ведь можно бы, наверное, сказать…