Запоздалый суд - [9]

Роза положила ложку, которой хлебала молоко, и, дожевывая на ходу откусанный хлеб, выбежала из дома.

Да, трактор гудел на ее огороде!

Между двором и картошкой отец Розы когда-то посадил сад. Полтора десятка яблонь и молодое вишенье постепенно так разрослись, что теперь заслоняли своими ветками тропу, которая вела на картофельный участок.

Смутная тревога охватила сердце Розы, и она летела стремглав, как когда-то в детстве, не обращая внимания на то, что ветки больно бьют по лицу и рукам.

Да, трактор работал на ее огороде, но что это был за трактор и что он делал?..

На половине огородного участка два года назад дед Ундри по просьбе Розы посеял люцерну в смеси с овсом. В первое лето вырос один овес, а в прошлом году уже был собран на удивление богатый урожай люцерны. С каких-то десяти соток за три укоса набралось восемнадцать копен, и этого корма хватило корове на всю зиму с избытком.

И вот теперь Роза видела что-то дикое, непонятное, никак не укладывающееся в сознании — она видела, как трактор-бульдозер рушит, уничтожает участок люцерны, сгребая верхний слой в одну кучу. А в разломе ограды, через которую, должно быть, и въехал бульдозер, стоит со скрещенными на груди руками Федот Иванович Михатайкин. Стоит, смотрит на ужасную работу машины и довольно улыбается.

У Розы перехватило дыхание, и она на секунду остановилась, но тут же побежала дальше, к бульдозеру. Она плохо понимала, что с пей происходит, она не знала, что сделает в следующий момент. Она знала только, что кричать бесполезно — за ревом мотора ее все равно никто не услышит — и, значит, надо было что-то делать, делать немедля, вот сейчас же, сию же секунду.

Огромным железным зверем двигался на нее бульдозер, словно бы сдирая кожу с земли, выворачивая длинные желтые коренья люцерны и перемешивая их с нежной зеленью.

Не успев хоть как-то осмыслить свой поступок, по успев подумать, что может быть поранена или изувечена — Роза как бежала, так и легла перед бульдозером. Страшная заслонка наползла на нее, оттолкнула вместе с землей и остановилась. У самого уха грохочет мотор, от этого могучего грохота содрогается под Розой земля, на гребне заслонки подпрыгивают золотые корни загубленной люцерны, похожие на раскромсанный на куски хвост еще живой змеи.

— Уж лучше меня самое раскромсайте, — крикнула Роза.

И, видя, что тракторист открывает дверцу и вылезает из кабины, вскочила и бросилась к нему.

— Валька? Ты ли это? Негодяй! Ах, негодяй бессовестный! Чтобы угодить председателю, совесть свою продаешь!

Валька стоял и молчал. Стоял, тяжело и низко, как захмелевший человек, опустив голову, не подымая на Розу глаз. По лицу, из-под шапки, обильно тек пот, но он и пот не вытирал, словно не мог, не в силах был поднять руку.

Увидев нерешительность тракториста, Михатайкин широко зашагал к бульдозеру.

— Чего стал? — как бы не замечая Розы, сердито спросил председатель у тракториста. — Руши! Сгребай! Видишь, какая жирная земля. Добавим в нее навозу — добрый компост получится.

Валька ничего не ответил председателю, а полез в кабину, заглушил мотор и как сел на сиденье, так и остался, закрыв ладонями лицо.

— Волк ты, а не человек! — теперь накинулась Роза на Михатайкина. — Зашил бы лицо-то сукном перед тем, как идти сюда. На, убей лучше меня, чем издеваться над землей. Или заставь, чтобы убили! Прикажи. Работнички на подхвате у тебя есть.

— За «волка», за оскорбление личности — ответишь перед судом, — почти спокойно ответил Михатайкин. — Там тебя научат уму-разуму. А огород твой отобран решением правления. Так что кричи не кричи — теперь ничего не сделаешь, поздно.

Спокойствие председателя словно бы еще больше распалило Розу.

— Подлец ты после этого. Только не слишком ли расхозяился?! Дойду до прокурора, но управу на тебя найду!

— Заодно и в райком можешь зайти. Скажи им — и прокурору, и райкомовцам, что я их вот ни на столечко, — Михатайкин показал большим пальцем на ноготь мизинца, — не боюсь. Валька! Чего заснул? Заводи мотор, продолжай! Нечего на бабьи истерики внимание обращать.

Спокойствие все же начало покидать председателя: правая щека нервно передернулась, глаза загорелись холодным сухим огнем.

Валька вылез из кабины, стал рядом. Лицо его было в масляных полосах. Он провел рукой по потному лицу, измазал его еще больше и хрипло, словно бы выдавливая из себя слова, проговорил:

— Федот Иваныч, не могу.

На секунду он поднял смущенный взгляд на Михатайкина, перевел на Розу и опять низко опустил голову.

Сочувствие тракториста прибавило Розе силы.

— Земли тебе, что ли, стало не хватать?! Потерпи немного, получишь на веки вечные свои три аршина. Вот тогда народ вздохнет свободно.

— Не народ, а лодыри вроде тебя… Валька! Кому сказано — руши!

— Не могу, Федот Иваныч, — тракторист стоял все в той же растерянной позе и не двигался с места.

— Ага, значит, не можешь? Добре. Считай, что с этого часа ты уже не тракторист. Отведи машину к плотине и поставь там. Я найду нового тракториста. А ты — свободен. Можешь идти на все четыре стороны. Можешь хоть свиней пасти, хоть быкам хвосты крутить. Вот так! — И, повернувшись к Розе, добавил: — А ты ни слезами, ни криком меня не возьмешь. Сказано — сделано.