Запоздалое прозрение - [5]

Там и время пришло шагать добровольцам в нужную сторону. Первыми ушли воины. За ними – крестьянин. Расчётное время их возвращения – минут через пять. Или сразу – если на ином выходе из портала несомненная опасность.

Увы… Ни через пять минут, ни через пятнадцать с той стороны на плиту никто не вышел.

Шестеро колдунов, осознав, что ждать дальше бесполезно, расстроились невероятно. У них даже желание пропало спорить, обсуждать и уж тем более продолжать опыты. Тот самый оратор и вербовщик лишь устало махнул своей опухшей рукой:

– Едем в замок… Там будем думать…

– Разве что пост здесь оставим, – добавил второй. – На всякий случай.

Остальные четверо молча кивнули, а самый главный устало распорядился:

– Сотник! Оставьте здесь двоих всадников и четвёрку пехотинцев. Если через сутки мы не пришлём им замену, пусть возвращаются в замок.

После чего все шестеро стали неспешно грузиться в карету. Меня, наверное, как самого массивного и тяжёлого из всей компании затолкали в одну из повозок, куда следом набилось ещё воинов пять из пехоты.

После чего караван тронулся в путь, а для нас – в неизвестность.

Я как-то не очень переживал: нас не разделили, едем, ноги сбивать не приходится, чего ещё желать иномирцу? Разве что поинтересовался у солдат:

– Долго ли ехать будем до того самого замка?

– Часа два, – отозвался один из пупсов.

– Отлично! Как будем подъезжать – не забудьте меня разбудить.

После чего я преспокойно уснул, ведь тоже дико устал за последние дни.

Глава вторая В сырой темнице, узник молодой

Разбудили меня сравнительно деликатно: пнули по ноге, сопровождая это действие угрюмым приказом:

– Просыпайся, гайчо! Мы уже возле замка.

Мне снилась такая белиберда, что несколько мгновений не мог понять, где нахожусь и чего от меня хотят. Только помотав головой и прогнав остатки сна, я стал соображать:

– За побудку благодарствую, но что это за обращение такое – гайчо?

– Да вы и сами себя так называете, – последовал ответ, сопровождаемый ехидным смешком. – Самка – гайча, самец – гайчо, дети – гайчута.

– То есть в вашем мире живут существа, подобные нам? – обрадовался я.

– Не живут, а бездельничают! Делая вид, что работают! – нравоучительно поправил мой собеседник, по некоторым признакам, самый возрастной среди присутствующих. – Такая уж ваша карма.

Может, он и не карму имел в виду, а «долю», но моё подсознание перевело местное курлыканье именно так. Мне почему-то сразу захотелось выжечь всем попутчикам мозги. С трудом сдерживаясь, я всё-таки решил уточнить:

– Здесь что, существует рабство?

– Ещё чего! – возмутился пупс. Его товарищи тоже недовольно заворчали. – Нет у нас рабства! Все чиди свободны! И мы все вправе жить, как нам захочется. Но вот представители вашего племени выполняют наши распоряжения по собственной воле, в силу религиозных убеждений. Иначе они просто не могут…

В разговор вмешался ещё один воин:

– Что, разве в другом мире не так?

Пока я озадаченно цокал языком, прикидывая, как бы оригинальнее ответить, повозка остановилась, и снаружи послышались строгие приказы:

– На выход! – Пехотинцы мигом выбрались из повозки, подталкивая и меня в кучку к друзьям. – Начать выгрузку! Все трофеи – в третий лабораторный отсек магистра Румди. Этих гайчи запереть в комнате для наказаний!

Я пытался осмотреться по сторонам и отыскать упомянутое недавно строение. Мне на помощь пришёл Леонид, фыркая с презрением:

– Если это замок, то я – Сенека-Аристотель-Пифагор, вместе взятые.

– Да кем ты только не был! – напомнил я ему. – И Чарли Эдисоном, и Лёвой Копперфилдом, и самим Чарли Чаплином. Тебе ли, самозванцу, привыкать к новым именам?

– Кто бы говорил! – Друг не стал напоминать имена прославленных на Земле личностей, которыми я прикрывался в иных мирах без зазрения совести.

Затем стало не до разговоров. Нас вели по узким, тёмным коридорам внутрь строения, которое назвать замком язык не поворачивался. Скорее оно напоминало смесь восточного кишлака, построенного вокруг каменных развалин захолустного европейского городка, то есть стоящие хаотично в куче двух– и трёхэтажные здания, выступы, надстройки и башенки, украшенные несколькими минаретами и несколькими позолоченными куполами. Между ними анфилады дворов, то широких, то узких и извивающихся. Всё это за единым забором метра в три высоты.

Часть построек – из саманной глины, часть – из кирпича и колотого камня. Некоторые надстройки – из обычного дерева. Самое несуразное: всё построено, надстроено и прилеплено кое-как. Любой уважающий свой труд каменщик, взглянув на такое безобразие, потерял бы дар речи, а то и помер от возмущения и презрения к местным строителям.

Внутренности стен тоже удивляли неровной штукатуркой. Половая плитка шаталась под ногами, и между нею виднелись щели, часто растрескавшиеся и частично повыбитые. Аналогичным оказался и внутренний интерьер помещения, в которое нас завели и без добрых напутственных слов заперли. Хорошо хоть развязали карапузов и Леонида, и благо, что под самым потолком оказалось узкое горизонтальное окошко, дающее свет. В уголке стекла была прорезана внушительная дырка – видимо, для лучшей вентиляции. За стеклом – решётка из стальных прутьев.