Заповедь субботы. Новый подход к происхождению человека - [22]

За счет роста численности стаи растет как изменчивость, так и естественный отбор из-за огра­ниченности пищевых ресурсов. А поскольку доступ к пище зависит от иерархии, построенной на ос­нове повышенной сексуальной возбудимости и потенции, то именно эти признаки усиливаются и за­крепляются естественным отбором. По всей видимости, именно поэтому наши ближайшие лесные ро­дственники – шимпанзе, отличаются самой высокой интенсивностью половых контактов среди всех животных. При этом каким-то образом эта интенсификация половой жизни приматов сильно повли­яла на интеграцию стаи. Во всяком случае, при малейшем сигнале опасности стая шимпанзе нападает на некрупного хищника как единое целое, мохнатый смерч с множеством мелких зубов и когтей. Ли­бо все вместе поднимают невыносимый визг и вой, отгоняя более крупных чужаков. Либо также орга­низовано спасаются отступлением на защищенные позиции.

Такая «сексуально-социальная» интеграция стаи оказывается достаточно эф­фективным меха­низмом для вытеснения из экологической ниши конкурентов и почти всех ес­тественных врагов. А это, с учетом повышенной продуктивности самок, уже первый шаг к серьезному экологическому кри­зису. То есть к выполнению условия номер два для начала нового видообразования.

Возвращаясь к книге Д.Морриса «Голая обезьяна», напомним ту часть исследования Тела как Улики, которую мы отложили до обсуждения сексуального поведения. Моррис отмечает, что человек, по сравнению с шимпанзе и другими приматами, обладает гораздо большими по размерам половыми органами. Из этого можно сделать вывод, что у наших животных предков естественный отбор по дан­ному параметру зашел весьма и весьма далеко. Следовательно, и по повышенной возбудимости, и по роли сексуального возбуждения для «социальной» интеграции в стае животные предки человека дол­жны были сильно превосходить ближайших родственников – предков нынешних шимпанзе. Однако именно здесь следует заметить, что увеличенный по сравнению с другими при­ма­тами размер половых органов прачеловека не имеет никакого значения для собственно целей ре­про­дукции. Как и хвост па­влина, этот «king-size» имеет исключительно символическое значение.

Еще раз, во избежание недоразумений и совершенно излишнего возбуждения, повторим: До­по­лнительно мобилизованные стаей приматов ресурсы полового инстинкта были необходимы для рож­дения прототипа социальной иерархии. Позы, характерные для репродуктивного пове­де­ния и даже утрированные, заимствованы для строительства иерархии вместо недостаю­щих инструментов аг­ре­ссии, как у большинства стайных животных.

У вожака стаи волков мощный оскал хищных зубов в отношении собрата не означает, что он собирается съесть младшего волка, а всего лишь «поставить на место» в стайной иерархии. Точно та­кже эрегированный пенис вожака стаи приматов не означает, что он собирается кого-то поиметь в сексуальном смысле. А означает он, всего лишь, то же самое, что скипетр или жезл для вождя людей – символ власти. Все остальные «участники конвенции» из числа самцов вынуждены прятать свои «жезлы» в шерсти, а при приближении вожака принимать ритуальную позу, характерную для самки. Это то же самое, что и покорный изгиб шеи у волков – признание власти вожака. К собственно ре­п­родуктивному поведению все эти ритуалы имеют не больше отношения, чем ритуалы волков к на­с­тоящей охоте. Как выяснили этологи, именно вожаку и его ближайшим соперникам как раз и не­ко­гда этим заниматься, поскольку они по­сто­янно выясняют отношения по поводу иерархии в стае. Так что чаще оплодотворяют самок молодые самцы, пользуясь неразберихой во время регулярных разборок на высшем уровне. Но это сов­сем малозначимые детали в контексте нашего расследования.

Таким образом, мы в целом удовлетворительно и без особых противоречий реконструировали происхождение и значение сексуально-социальной иерархии в стае приматов. Как и у других стайных животных, мы обнаружили замкнутый круг инстинктов: канал прямой связи – инстинкты агре­ссии и самозащиты, механизм обратной связи – чувственного поощрения на основе полового инстинкта, плюс третий контур поддержания устойчивости и баланса первых двух – на основе инстинктов ми­ме­сиса и эмпатии. Главное различие любой стаи приматов со стаей хищников или травоядных – в суще­ственно большей развитости стайных инстинктов мимесиса и эмпатии, за счет сэкономленной пси­хи­ческой энергии при малой агрессивности. Следствием повышенной эмпатии и сниженной аг­рессии становится заимствование внешних форм полового поведения в качестве риту­аль­ных, сим­во­лических «кирпичиков» для социальной иерархии стаи.

Еще один важный момент мы упустили, поскольку он напрямую не касался ме­ха­ни­зма «сексу­ально-социальной иерархии». Дело в том, что именно место обитания стаи приматов в тропическом лесу наиболее способствует развитию двух взаимосвязанных психологических функций – ощу­ща­ющей и интуиции. На нижних этажах тропического леса всегда стоит полумрак, и что­бы издалека, ра­ньше других обнаружить в густой листве или на лесной подстилке ягоды, грибы или насекомое, ну­жно особо зоркое зрение. Именно поэтому приматы выработали стереоскопическое зре­ние, в отличие от хищников. Второе приспособление – более глубокое различение цветов и оттенков, то есть налицо повышенное раз­витие функции ощущения. Благодаря этому возможно различение издалека съедо­б­ного от потен­ци­ального опа­сного – способность мобилизовать коллективный опыт предков, то есть повышенная животная интуиция.