«Запомните меня живым». Судьба и бессмертие Александра Косарева - [43]

Шрифт
Интервал

«Весной и летом 1934 года, — пишет он, — у Кирова начались конфликты с другими членами Политбюро. Киров, прямота которого была всем известна, на заседаниях Политбюро несколько раз принимался критиковать своего бывшего патрона Орджоникидзе за противоречивые указания, которые тот давал относительно промышленного строительства в Ленинградской области.

Кандидата в члены Политбюро Микояна Киров обвинял в дезорганизации снабжения Ленинграда продовольствием.

Одно из таких столкновений с Микояном, ставшее мне известным во всех подробностях, было вызвано следующим. Киров без разрешения Москвы реквизировал часть продовольствия из неприкосновенных запасов Ленинградского военного округа. Ворошилов, в то время народный комиссар обороны, выразил недовольство действиями Кирова, считая, что тот превышает свои полномочия, позволяя себе вмешиваться в дела военного ведомства».

Об этой постоянной перебранке, взаимных непониманиях Косареву, который раньше работал с Кировым и обожал Кирова, частенько и доверительно рассказывал член политбюро Андреев.

Например, когда исчерпались запасы продуктов, Киров залез в армейский НЗ. Он собрался вернуть недоимки в неприкосновенный запас, как только наладятся поставки продовольствия.

Идет Политбюро, Ворошилов, нутром чуя, что Сталин его поддержит, — отчего маршал в этой осторожности и дожил до первого человека в космосе! — в раздраженном, провоцирующем тоне говорит:

— Я знаю, почему товарищ Киров перебрасывает продукты с воинских складов в фабричные лавки! Он ищет дешевой популярности среди рабочих!

Киров вспыхивает, переходит на крик.

— Ты, видно, Климент, не знаешь! А каждому мужику известно: не накормишь лошадь — она воз не сдвинет!

— А почему, собственно, ленинградские рабочие должны питаться лучше всех остальных? — вмешивается Сталин.

Киров продолжает кричать:

— Я думаю, давно пора отменить карточную систему и начать кормить всех наших рабочих как следует!

Были еще стычки с Микояном, Орджоникидзе, были вызывающе долгие аплодисменты Кирову на съезде партии, что безмерно раздражало Сталина. Но мирные попытки отозвать Кирова из Ленинграда не получились, вот почему Сталин пошел на одну из крупнейших провокаций в истории партии большевиков, а потом и на крутой поворот во внутренней политике!

Он решил убрать Кирова руками партийца, который якобы направлен руками его врагов — Каменева и Зиновьева. А тайну заговора доверил двум людям — Ягоде и вынужденно Запорожцу, чину из ленинградского НКВД. Но если бы Сталин лично не приехал в Ленинград и не взялся разгребать последствия своего же плана, всё бы окончательно рухнуло. Никакого открытого суда, где по плану Сталина Николаев должен был обвинить Каменева и Зиновьева, не состоялось. Хотя оба позже в этом «признались»!

Ничего не знал и Ежов, просто выполняя приказы Ягоды — отсюда его конфликт с Косаревым. И отсюда же якобы «признательное» письмо Косарева Берии — уже под дулом карабина, под кулаками из застенков Лефортово!

Однако ни моему расстрелянному деду, ни другим жертвам террора уже будет не суждено узнать, что никаких документов, обвиняющих Сталина и наркомат внутренних дел в убийстве Кирова не существует.

«Киров, — утверждает Судоплатов, как бы вторя генералу Орлову, для нас с вами важный свидетель! — не был альтернативой Сталину. Он был одним из непреклонных сталинцев, игравших активную роль в борьбе с партийной оппозицией, беспощадных к оппозиционерам и ничем в этом отношении не отличавшихся от других соратников Сталина».

Мильда Драуле, жена Николаева, и ее мать были расстреляны через два или три месяца после покушения. Эти невинные жертвы произвола не были реабилитированы до 30 декабря 1990 года, пока их дело не всплыло вновь на страницах советской прессы.

Да уж, Сталин был мастер затыкать рты. И не только затыкать, чтобы молчали. А чтобы и говорили то, что от них требуется!

Ведь все высшие чины НКВД — особенно ленинградцы, которые прекрасно знали, как проводил время Мироныч, — не осмелились даже заикнуться об этом, потому что знали, насколько опасно идти поперек Сталина.

1 декабря 1934 года после выстрела сбитый мужчинами с ног Николаев бился в истерике на ковровой дорожке:

— Не убивал я, слышите! Поверьте, хоть на минуту… Я знаю, что со мной все кончено, но дети, мои дети! Заклинаю вас, ради этих сирот — поверьте! Спасите их!

А чуть позже хамил Сталину, когда на ласковый вопрос вождя, типа зачем же вы убили хорошего человека, Николаев ответил: «Вы этот вопрос не мне, вы его Запорожцу задайте!» Правильно ответил, потому что Запорожец на сто процентов состоял в заговоре против Кирова.

Никто никого не спас.

Но достоверно известно, что Медведь, глава ленинградского НКВД и друг Кирова, выжил, что их с Запорожцем перевели в «Лензолото», Медведю даже разрешили взять в Сибирь свой «Кадиллак».

И обоим там жилось весьма кучеряво. Даже сам начальник охраны Сталина Паукер посылал им подарки в Сибирь. Однако в 1937 году Медведь всё же был арестован и расстрелян.

Пятого декабря 1934 года хоронили Кирова.

Косарев об этом событии не оставил записей, зато можно вполне получить представление о том дне из дневника Корнея Чуковского, который этот день провел с Львом Каменевым.


Рекомендуем почитать
Дипломат императора Александра I Дмитрий Николаевич Блудов. Союз государственной службы и поэтической музы

Книга посвящена видному государственному деятелю трех царствований: Александра I, Николая I и Александра II — Дмитрию Николаевичу Блудову (1785–1864). В ней рассмотрен наименее известный период его службы — дипломатический, который пришелся на эпоху наполеоновских войн с Россией; показано значение, которое придавал Александр I русскому языку в дипломатических документах, и выполнение Блудовым поручений, данных ему императором. В истории внешних отношений России Блудов оставил свой след. Один из «архивных юношей», представитель «золотой» московской молодежи 1800-х гг., дипломат и арзамасец Блудов, пройдя школу дипломатической службы, пришел к убеждению в необходимости реформирования системы национального образования России как основного средства развития страны.


Ахматова и Раневская. Загадочная дружба

50 лет назад не стало Анны Ахматовой. Но магия ее поэзии и трагедия ее жизни продолжают волновать и завораживать читателей. И одна из главных загадок ее судьбы – странная дружба великой поэтессы с великой актрисой Фаиной Раневской. Что свело вместе двух гениальных женщин с независимым «тяжелым» характером и бурным прошлым, обычно не терпевших соперничества и не стеснявшихся в выражениях? Как чопорная, «холодная» Ахматова, которая всегда трудно сходилась с людьми и мало кого к себе допускала, уживалась с жизнелюбивой скандалисткой и матерщинницей Раневской? Почему петербуржскую «снежную королеву» тянуло к еврейской «бой-бабе» и не тесно ли им было вдвоем на культурном олимпе – ведь сложно было найти двух более непохожих женщин, а их дружбу не зря называли «загадочной»! Кто оказался «третьим лишним» в этом союзе? И стоит ли верить намекам Лидии Чуковской на «чрезмерную теплоту» отношений Ахматовой с Раневской? Не избегая самых «неудобных» и острых вопросов, эта книга поможет вам по-новому взглянуть на жизнь и судьбу величайших женщин XX века.


Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.


«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке

«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.


Исповедь старого солдата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.