Заполье. Книга вторая - [16]
— Ах да, мне ж на стрелку скоро… надо там проблемку одну решить. А ты расслабься тут, видик погоняй, если хочешь, — она ухмыльнулась откровенно, — эрос…
— Ну, какой там у тебя эрос… скажи уж — порно. Лучше поспать, что-то я совсем…
— Поспи, тоже на пользу. А мне с этими посредничками в разборку… Представить не можешь, какие шакалы. Оборзели до крайности. Ну, я не дам им себя разводить, жлобам… много хотят! — Лицо ее мстительно стянулось в чем-то на презрительную усмешку похожем. — Пусть порожняком прокатятся разок, это им мозги прочистит…
— А зачем тогда связалась с ними? — Иван не вдавался в ее дела, своих хватало, тем более что даже и на случайные вопросы его о сути хлопот этих подруга отделывалась невразумительным, общим, небрежно ручкой отмахивала: «Бабла много у моих клиентов, а в эстетике — на уровне, я не знаю, передовика производства… капиталистического теперь, разумеется. Боятся, что подсунут подделку им, сами такие ж спецы — фуфло подсовывать, всучать лохам…» — За каким?
— А чтобы «Теннесси» вот этот пить, а не отечественный сучок… И не бери в голову. — Приподнялась, плеснула в бокальчики. — У каждого своя ниша деловая, если хочешь — гешефт, свои риски в нем… что, у тебя их нет? Так что — для храбрости, — мотнула она головой, стрижкой своей, салютнула налитым и выпила, не поморщившись. — Нет, для дерзости. Дерзость выше!
— Что, так опасно?
— Да нет, куда им… — пьяновато засмеялась она, передразнила кого-то: — «Вас обманули, сэр, это — подлинник»… ничего прикол? Вот что желает слышать клиентура моя. Старья насобирают, накупят, воображают — шедевры… И вообще, мне ску-учно! Давай закатимся поюжней куда-нибудь, в ближайшие субтропики хотя бы… моря хочу и пальмы без кадок! И без русских рож тоскливых. Бархатный сезон же у порядочных людей начинается, а мы тут зимуй, как эскимосы…
— Ну и съезди, зачем тебе еще и моя рожа? Тем более на мели я, по-вытрясли все эти… процедуры, переезд, то-сё.
— Беру на себя, в чем дело!
— Альфонсом? Нет уж, не привык. Да и не отпустят — ни газета, ни…
— А я бы привыкла — альфонсихой. Твоей. Тебе только надо по совместительству директором стать агентства рекламного — для начала… Да-да, я в курсе, — прилегла она снова к нему, глядя в глаза испытующе, почти требовательно, — и это предложенье тебе и с Рябокобылякой, и с членами правления многими уже обговорено. Не прямо сейчас, нет, разумеется, а… погодя немного, по ситуации. А она будет, не сомневайся.
— Какая еще ситуация? С кем-чем?
— Не знаю. Но мне сказали передать: будет. А сейчас бы поддержать саму идею агентства — ив принципе, и для себя лично, выходит… А почему бы нет?
— Ну да, я поддержу, а Воротынцев пошлет меня… на биржу труда и отдыха. — С Мизгирем после похода к шефу он еще не виделся — и вот весточка. Вот и свой человек у Владимира Георгиевича нашелся, Воротынцевым предсказанный… Лихо, ничего не скажешь. — Как в сказках, свиней пасти.
— Но можно же мягче как-то: поразмышлял, дескать, соотнес с интересами концерна и… И готов даже возглавить… — осторожно говорила она, на пальчик накручивая прядь волос его. — И что такого? Тебе же он доверяет, а это бы и членство в правлении автоматом разрешило, и все прочее…
Ах, перехватчики! Ах, уловители душ — то же самое предложить ему, по сути, что и шеф, но только чтобы на их стороне оказался, им обязан был. Нет, с приварком, по их мнению решающим, — с директорством… Знатоки душ наших, все тонко у них и точно, и воротынцевское к нему доверие учтено, просчитано и в балансы внесено.
— Но ведь уперся шеф — и, похоже, принципиально…
— Знаем, — уверенно сказала Алевтина. — В этом-то как раз вся фишка. Вот и помоги разрешить, убедить его, всем же на пользу, тебе тем более…
— А почему не отдел тот же? Далось Рябокобыляке это агентство… — Незачем было всуе упоминать парадоксалиста, он и без того незримо присутствовал — везде, иногда казалось. — Зачем обязательно оно, скажи? Какой смысл в нем — помимо блага персоны моей незначительной?
— Тебе — скажу… — Она даже поцеловала в щеку его, погладила опять, будто помаду с нее осторожно стирая… оглаживала, своего добиваясь, заданье ей надо было выполнить, тут-то ясней ясного все. — Думаю, здесь вопрос стратегии концерна. Ну зачем ему завод аппаратуры какой-то, всякие производства полудохлые? Сигизмундыч Люсьенкин бесится уже: с чего я длинные кредиты каким-то работягам должен давать, от кого прибыли как от козла молока? Да еще при инфляции такой… Перепрофилировать концерн многие желают, так я поняла, на импорт больше перекинуться. Ну и еще кое-какие расхождения, чуть ли не идейные… Но я тебе, милый, этого Не говорила, фирштейн?
— Ага, на спекуляцию…
— Ну ты уж сразу так… На быструю отдачу. На нормальный бизнес на нормальном рынке. А для него реклама, сам должен понимать, это бабки. Грандиозные — и на нее, и в отдаче особенно.
— Из-за бабок, значит. Бабло как принцип тоже… недурно. Тогда как я, гуманитарий недобитый, профан профаном в делах этих темных, могу столкнуть шефа с принципа — с его, иного? За детский лепет сочтет, посмеется…
— Я же говорю: просто себя предложи. Как своего. Согласится — ты директор или как там именуют обычно… А остальное дело наше. И потом, тебе-то не все ль равно, какая там у них стратегия? Да пусть хоть войну с Новой Зеландией затевают… нам-то! Номинально в правлении будешь, интересы газеты с Владимиром Георгиевичем отстаивать. Главное же — газета, ведь так? А с агентством… Пусть там спецы горбатятся, твое дело — направлять туды-сюды и спрашивать. И козью морду пару раз в месяц показывать им — чтоб шевелились… — Алевтина посмеивалась уже: видишь, как просто все? — Еще и меня на работу примешь, по блату… м-м? Ну хоть, скажем, редактором художественным, вполне смогу…
Автобиографический роман генерала Русской Императорской армии, атамана Всевеликого войска Донского Петра Николаевича Краснова «Ложь» (1936 г.), в котором он предрек свою судьбу и трагическую гибель!В хаосе революции белый генерал стал игрушкой в руках масонов, обманом был схвачен агентами НКВД и вывезен в Советскую страну для свершения жестокого показательного «правосудия»…Сразу после выхода в Париже роман «Ложь» был объявлен в СССР пропагандистским произведением и больше не издавался. Впервые выходит в России!
Краснов Петр Николаевич (1869–1947), профессиональный военный, прозаик, историк. За границей Краснов опубликовал много рассказов, мемуаров и историко-публицистических произведений.
Дневник Начальника конвоя Российской Императорской Миссии в Абиссинии в 1897-98 году.
Роман «С Ермаком на Сибирь» посвящен предыстории знаменитого похода, его причинам, а также самому героическому — без преувеличения! — деянию эпохи: открытию для России великого и богатейшего края.
Екатерининская эпоха привлекала и привлекает к себе внимание историков, романистов, художников. В ней особенно ярко и причудливо переплелись характерные черты восемнадцатого столетия – широкие государственные замыслы и фаворитизм, расцвет наук и искусств и придворные интриги. Это было время изуверств Салтычихи и подвигов Румянцева и Суворова, время буйной стихии Пугачёвщины…В том вошли произведения:Bс. H. Иванов – Императрица ФикеП. Н. Краснов – Екатерина ВеликаяЕ. А. Сапиас – Петровские дни.
Роман замечательного русского писателя-реалиста, видного деятеля Белого движения и казачьего генерала П.Н.Краснова основан на реальных событиях — прежде всего, на преступлении, имевшем место в Киеве в 1911 году и всколыхнувшем общественную жизнь всей России. Он имеет черты как политического детектива, так и «женского» любовно-психологического романа. Рисуя офицерскую среду и жизнь различных слоев общества, писатель глубиной безпощадного анализа причин и следствий происходящего, широтой охвата действительности превосходит более известные нам произведения популярных писателей конца XIX-начала ХХ вв.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.
Семейная драма, написанная жестко, откровенно, безвыходно, заставляющая вспомнить кинематограф Бергмана. Мужчина слишком молод и занимается карьерой, а женщина отчаянно хочет детей и уже томится этим желанием, уже разрушает их союз. Наконец любимый решается: боится потерять ее. И когда всё (но совсем непросто) получается, рождаются близнецы – раньше срока. Жизнь семьи, полная напряженного ожидания и измученных надежд, продолжается в больнице. Пока не случается страшное… Это пронзительная и откровенная книга о счастье – и бесконечности боли, и неотменимости вины.
Книга, которую вы держите в руках – о Любви, о величии человеческого духа, о самоотверженности в минуту опасности и о многом другом, что реально существует в нашей жизни. Читателей ждёт встреча с удивительным миром цирка, его жизнью, людьми, бытом. Писатель использовал рисунки с натуры. Здесь нет выдумки, а если и есть, то совсем немного. «Последняя лошадь» является своеобразным продолжением ранее написанной повести «Сердце в опилках». Действие происходит в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. Основными героями повествования снова будут Пашка Жарких, Валентина, Захарыч и другие.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.