Заполье. Книга вторая - [17]
— Подожди же… потом. На разборку не опоздай свою. Нет, тут пораздумать надо… — Да, «как своего» — это всем фишкам фишка, и выставить на кон ее всего лучше прямо в постели. Зло брало уже: тоже мне Мата Хари розлива местного; но осторожность с ней никак не помешает, чувствительны бывают они к тонкостям поведенческим, искусны в физиогномике. — Риску здесь больше, Аль, чем ты думаешь. Если это на самом деле к стратегии прямое отношение имеет, то мелочей тут быть не может, согласись… как и случайностей вроде моей: то об отделе хлопотал, но эго-то по части собственно газетной, а то вдруг… С чего это вдруг, спросит — и не меня, а себя спросит, пойми. Зачем — синекуру получить и в то же время на другую сторону, на оппонентов сыграть, хотя вроде как свой? Хор-рошенький «свой»…
Она молчала — поняв, может, что зря проговорилась про эту самую стратегию. Сдала стратегию, да, и как будет отговариваться в неудаче своей, перед Мизгирем оправдываться — ее дело: не бралась бы… В том, что лгать, изворачиваться умеет она не без артистизма, порою с блеском даже, Иван убеждался не раз, но принимал это скорее как естественное, у женщин долженствующее быть — после женки бывшей тем паче. И врал тоже, хотя только себе и недолго, понять себя нетрудно было: от равнодушия к ней, искусствоведке и стильной девке Алевтине Шехмановой, какую в постели, к явному-то ее удовольствию, шемаханской царицей величал, иронию особо не пряча. С излишками искушена в любви, и если вначале это и задело его малость как мужчину, всем-то девственниц подавай, то ненадолго тоже, и все по той же причине… Не удивил сейчас очень-то и квартирный ее вариант, на который она всерьез, видно, рассчитывала… По себе, по стяжательству своему, грубо говоря, судила? Так вроде б не должна, успела же его маленько узнать. Но и попытку эту торопливую ее, незадавшуюся тоже можно было понять: двадцать восьмой, а даже и разведенкой не побывала — так сама однажды, по пьяни и в полуистерике, то ль похвасталась ему, то ли пожаловалась… Все партию себе выгодную искала? — хотел уточнить и не счал, пожалел, и без того ей тошно что-то было тогда.
Но и неудачу ее сейчас надо было как-то смягчить, стушевать чем-нито объективным, от нас-де независящим, заодно и с себя лишние подозрения в упрямстве, несоюзничестве снять. Еще неизвестно, чем кончится там, чья сторона верх возьмет, и это надо держать в уме, а не симпатии-антипатии наши переменчивые, неверные…
— Пойми, такой оборот ни на чью пользу не сработает, а вот напортить… Ты сказала: по ситуации? Это верней будет. А я бы и на синекуру эту не против, — потянулся он, прикрыл глаза. — Что-то достали всякие расходы на крах житейский… можно так квалифицировать? На обслуживанье кряка, поскольку все крякнуло.
— Всякий конец, милый, есть начало нового.
— Ну да, лыко-мочало — начинай сначала… при старых-то данностях. Ладно, не будем о скучном… Ситуация не созрела, Аля, сами ж говорите, что погодить надо. — Знать бы, что за суть ситуации обещанной — ничего доброго, кажется, не сулящей; но этого не положено и боевой подруге. Втемную с ним играют, чем-то крапленым и с известным заранее результатом для них; а проиграют — его в козлы отпущения, может статься, в расходную часть. Газета? Ну, там-то Левин на подсидке, всегда готов. Но и разговор пора уже сменить — на другое, для нее наверняка неудобственное и, значит, отвлекающее, а то слишком долго оправдываться перед ними приходится… — Слушайте, Алевтина Веньяминовна, а отчего вы не изволите по имени меня звать? Никогда, ни разу — после первой еще, помнится, посиделки нашей… под лестницей, да, в присутственном месте вашем? Уж не говорю о ласкательно-уменьшительном…
Она явно растерялась, настолько неожиданным и, видно же было, нежелательным оказался для нее вопрос его. Значит, навряд ли могла бы ответить на него даже и себе, если бы он пришел ей в голову вообще: нет, это куда глубже рационального гнездилось, судя по всему, где-то в инстинктах, и что могло бы значить — поди пойми… Он заметил такую странность в подруге довольно давно уже, поначалу подумал, что просто сам не обращает внимания на уши набившее привычное обращенье по имени, отслеживать стал — да, не звала, не называла… Какой природы безотчетный запрет на имя его сидел в ней? И стоило ли вообще такого рода заведомо безответные задачки-заморочки как-либо решать, соваться, забираться сдуру в дебри этого великого безответного, что существованьем зовется и является, — которое недобрую свою сущность, мало кем из людей по-настоящему замечаемую и тем более осмысливаемую, на самом виду держит и требует подчинения ей с диктаторской, мало сказать, жестокостью, а то и воспеванья, жутковатого восхваления себя? От диктатора людского еще можно сбежать, а от этой — куда?
— Нет, почему?..
— Чтобы не сглазить, милый… — нашлась наконец не бог весть как удачно она, тяжеловато налегла на него опять. — Ты хочешь, чтобы я звала?
— Да нет, отвык уже. Или привык. Нет, ничего…
— Тогда я буду звать тебя Ваней. Или Ванечкой, хочешь?
— Нет, это будет уже… противоестественно. — И стрижку ее поерошил, усмехнулся. — Ты и так меня совсем неплохо зовешь — милым. Вот кем не хочу быть, так это дорогим. Никогда им не был и не буду. Проба не та…
Краснов Петр Николаевич (1869–1947), профессиональный военный, прозаик, историк. За границей Краснов опубликовал много рассказов, мемуаров и историко-публицистических произведений.
Автобиографический роман генерала Русской Императорской армии, атамана Всевеликого войска Донского Петра Николаевича Краснова «Ложь» (1936 г.), в котором он предрек свою судьбу и трагическую гибель!В хаосе революции белый генерал стал игрушкой в руках масонов, обманом был схвачен агентами НКВД и вывезен в Советскую страну для свершения жестокого показательного «правосудия»…Сразу после выхода в Париже роман «Ложь» был объявлен в СССР пропагандистским произведением и больше не издавался. Впервые выходит в России!
Екатерининская эпоха привлекала и привлекает к себе внимание историков, романистов, художников. В ней особенно ярко и причудливо переплелись характерные черты восемнадцатого столетия – широкие государственные замыслы и фаворитизм, расцвет наук и искусств и придворные интриги. Это было время изуверств Салтычихи и подвигов Румянцева и Суворова, время буйной стихии Пугачёвщины…В том вошли произведения:Bс. H. Иванов – Императрица ФикеП. Н. Краснов – Екатерина ВеликаяЕ. А. Сапиас – Петровские дни.
Дневник Начальника конвоя Российской Императорской Миссии в Абиссинии в 1897-98 году.
Роман замечательного русского писателя-реалиста, видного деятеля Белого движения и казачьего генерала П.Н.Краснова основан на реальных событиях — прежде всего, на преступлении, имевшем место в Киеве в 1911 году и всколыхнувшем общественную жизнь всей России. Он имеет черты как политического детектива, так и «женского» любовно-психологического романа. Рисуя офицерскую среду и жизнь различных слоев общества, писатель глубиной безпощадного анализа причин и следствий происходящего, широтой охвата действительности превосходит более известные нам произведения популярных писателей конца XIX-начала ХХ вв.
Известный писатель русского зарубежья генерал Петр Николаевич Краснов в своем романе «Ненависть» в первую очередь постарался запечатлеть жизнь русского общества до Великой войны (1914–1918). Противопоставление благородным устремлениям молодых патриотов России низменных мотивов грядущих сеятелей смуты — революционеров, пожалуй, является главным лейтмотивом повествования. Не переоценивая художественных достоинств романа, можно с уверенностью сказать, что «Ненависть» представляется наиболее удачным произведением генерала Краснова с точки зрения охвата двух соседствующих во времени эпох — России довоенной, процветающей и сильной, и России, где к власти пришло большевистское правительство.
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
15 января 1979 года младший проходчик Львовской железной дороги Иван Недбайло осматривал пути на участке Чоп-Западная граница СССР. Не доходя до столба с цифрой 28, проходчик обнаружил на рельсах труп собаки и не замедленно вызвал милицию. Судебно-медицинская экспертиза установила, что собака умерла свой смертью, так как знаков насилия на ее теле обнаружено не было.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!