Заплати другому - [89]

Уличное освещение не включалось. «Специально?» — подумал он. Похоже, этого не замечали. В каждом квартале лучились тысячи свечей, освещая улицы, как полная луна, которой предстояло вскоре взойти.

Тонкая темная ленточка пролегла впереди: проход посреди улицы, открытый для них.

То тут, то там протягивалась рука, чтобы легко тронуть его за плечо или за рукав. Вокруг нежные луны лиц высвечивались в кружке пламени каждой свечи.

Какая-то женщина протянула руку, дотронулась до руки Рубена.

— Я отплачу, — произнесла она.

Затем стоявший рядом с ней мужчина сказал то же самое:

— Я отплачу.

Они шли мимо конного полицейского на большой гнедой лошади. Он сидел недвижимо и прямо. В одной руке — поводья, в другой — свеча.

— Я отплачу, — произнес он, опуская взгляд, когда они проходили.

Фраза рябью разнеслась по всей улице, отдаваясь в толпе десяти-, двадцатикратным эхом. Простые слова следовали за ними на всем их пути, вспыхивая всякий раз при их приближении. По обещанию на каждую свечу.

Все как клятву давали: они отплатят.

Эпилог

Какой-то фотограф расположился на третьем этаже одного из зданий на пути прохода. Установил треногу, открыл диафрагму на длительную выдержку и свел тысячи язычков пламени свечей в две сплошные полосы вдоль всей главной улицы города с тонкой темной прожилкой прохода по центру. Лента сияния свечей, повторяя извивы улицы, уходила в даль, сходясь в булавочную головку света на заднем плане.

Снимок принес фотографу премию, тот отпечатал и поместил в рамку увеличенную его копию, которую вручил в качестве свадебного подарка Рубену с Арлин. Те повесили фото на стене в гостиной как свидетельство продолжающегося существования Мальчика. То же фото украсило обложку написанной Крисом биографии Тревора, которая появилась в книжных магазинах летом 1994 года. Украсило оно и обложки трех журналов-еженедельников, а вскоре, распечатанное в виде плаката, стало продаваться по всему миру, принеся фотографу семь миллионов долларов. Половину он отдал Рубену и Арлин, остальное пустил на благотворительность. Свою половину Рубен с Арлин тоже раздали.

Фото пробило дорогу на первые полосы газет всего мира, не считая специальных дополнительных вкладышей, которые были подготовлены большинством газет с сообщениями о проявлениях добра, дополнявшими статью на первой полосе. Ранними сообщениями. Всего через несколько недель таких материалов стало великое множество, и все их невозможно было напечатать. Всего через несколько месяцев проявления добра больше не считались новостью, заслуживающей публикации.

* * *

В декабре того года, в первые рождественские праздники, которые приходилось отмечать без Тревора, Рубен с Арлин стали гостями — по особому приглашению — церемонии зажжения огней на Национальной елке, установленной на лужайке Белого дома.

Их поместили в первый ряд, закутанных от холода, новорожденная девочка щеголяла в новеньких рейтузиках и пальтишке с капюшоном, все трое ждали того момента в выступлении президента, когда, возможно, разъяснилось бы, почему их пригласили.

Когда такой момент настал, когда президент произнес: «Хочу призвать всех вас почтить память очень особенного молодого человека. — Луч света был направлен на Рубена и Арлин, а камера, скользнув по кругу, показала их крупным планом. Арлин повернула малышку, уткнув ее личиком себе в плечо, защищая чувствительные глазки от яркого света. — Тревору Маккинни не суждено быть сегодня с нами, — продолжил президент. — А может быть, он и здесь. Я не знаю. — Спокойная улыбка. — Зато он оставил всем нам весьма особый подарок на этот праздник. Ему и четырнадцати лет не было, а он уже стал провидцем и героем, и я хочу, чтобы каждый, до кого доносится мой голос, заглянул себе в душу и убедился, что никто не забыл своего обещания, данного этому мальчику. Будь он сейчас здесь, я попросил бы его подойти к рубильнику и зажечь свет на елке. Увы, придется сделать это мне — в его честь. В чем-то малом, символическом, мне предстоит сделать то, что Тревор сделал в очень большом и настоящем: зажечь миру свет».

Малышка завозилась, захныкала, и Рубен взял ее из рук Арлин и повернул личиком к елке. Теперь лица их не высвечивались, камеры смотрели в сторону. Взгляды всех были обращены на президента, включавшего свет. Когда же на елке вспыхнули огни, у толпы вырвался единый радостный вздох, а малышка, как и надеялся Рубен, сразу умолкла. Глаза и ротик у нее широко раскрылись, и она застыла на миг чистого, несдерживаемого восхищения. Руббену было видно, как подвижное многоцветье огоньков отражалось в ее глазах.

* * *

За несколько дней до Рождества на пороге их дома оказался Рики — поздно вечером и неожиданно, как за ним и водилось. Арлин оставалась в постели, а Рубен, накинув халат, вышел на стук.

Они в упор смотрели друг на друга в сдержанном молчании.

— Думаю, у меня есть право увидеть моего ребенка, — выговорил Рики.

— Чьего ребенка?

— Слушай, мне по фигу, что ты скажешь. Кровь есть кровь. А ну-ка, где она?

Арлин уже встала и теперь стояла за ним в большой рубашке Рубена. На лице ее, похоже, не было и следа испуга.