Заплати другому - [28]

А поговорить вполне и на крыльце можно.

Для пущей осторожности он позвонил матери Тревора, чей телефон нашел в справочнике, чтобы объяснить, где находится Тревор и почему. Дома ее не оказалось, а Рубен представления не имел, работает ли она по субботам, но оставил сообщение на ее автоответчик. На всякий случай.

Потом, глянув вниз, понял, что он все еще в трениках и небрит. Успел переодеться в чистые джинсы с белой рубашкой и побриться до того, как приехал Тревор. Много времени это не заняло. Бороду он отращивал только на правой стороне лица.

* * *

Тревор плашмя бросил велосипед на газон Рубена. Учитель понял, что прежде никогда на своей памяти не видел мальчика таким расстроенным. А тот поднялся на нижнюю ступеньку крыльца в шортах цвета хаки и футболке болельщика «49-х».

— Миссис Гринберг умерла.

— Соболезную, Тревор, — произнес Рубен, предлагая мальчику стоявший на крыльце стул. — Проходи, садись и расскажи мне о ней. Кем она была для тебя.

— Я ее включил в свою затею по заданию. Она была типа моим последним шансом. — Тут мальчик осекся, словно застыдившись, и сел на предложенный стул. — Не так как-то сказал. Я не про то, что огорчен из-за своей затеи. Когда, говорю, она умерла и всякое такое. Это не так. Это и так, и так. Она, хочу сказать, по-настоящему собиралась заплатить другому. Она мне говорила. А потом умерла. Сегодня утром я приехал к ее домику. Я всегда относил газету прямо до двери. Но последние пару дней ее как бы не было дома. Но она все время дома сидела. А сегодня еще и суббота, вот я и ждал. А потом почтальон пришел и сказал, что миссис Гринберг не брала почту из ящика уже три дня. Он сказал, что в почте и ее ежемесячный чек лежит, что вовсе на нее не похоже, она их сразу же забирала. Тогда мы постучали к соседям, те вызвали ее сына, он приехал и открыл дверь. А она лежала в постели, просто как будто спала. Только она не спала. Она умерла.

Треор умолк, переводя дыхание.

Для Рубена настала трудная минута. Трудная минута наступала всякий раз, когда от него требовалась сочувственная поддержка, требовалось выразить участие либо понимание. Не потому, что в нем не было ни сочувствия, ни участия, ни понимания. Загвоздка состояла в том, как передать бывшее у него внутри в душу кому-то другому.

— Сочувствую, Тревор. Представляю, как это было тяжело для тебя.

— Задание уже почти сдавать пора. Джерри в тюрьму посадили. Он даже не вышел к нам, когда мы его навестить приехали. И мама моя все еще думает, что папка вернется. Вся затея рухнула, мистер Сент-Клер.

— Что-то я не очень понял про имевшее отношение к твоей маме. — Наполовину-то он понял, но надеялся, что Тревор объяснит полнее.

— А-а. Ну-у. Это неважно. Но что мне со своей затеей делать?

Рубен покачал головой. Больно видеть, как из кого-то вышибается идеализм. Едва ли не так же больно, как когда теряешь свой собственный.

— По-моему, тебе надо будет просто сообщить, на что ты свои усилия направил. Я оцениваю усилия, а не результаты.

— Я хотел, чтобы были результаты.

— Мне это известно, Тревор.

Учитель не сводил глаз с пальцев мальчика, теребивших край обшлага на шортах.

— Мне не нужна была просто хорошая отметка. Я на самом деле хотел, чтобы мир стал лучше.

— Мне это известно. Это трудное задание. Боюсь, как раз это и составляет часть заключенного в нем урока. Все мы желаем изменить мир, и когда-нибудь нам надо уяснить, что сделать это труднее, чем мы думаем.

— Мне, по правде, очень жалко миссис Гринберг. Она была очень славная леди. Думаю, на самом деле не такая уж и старая. То есть вроде бы старая. Но не такая старая. Мы с ней разговаривали.

Рубен, подняв взгляд, увидел, как у бровки остановился старый зеленый «додж-дарт» и из него вышла Арлин Маккинни. Увидев ее неожиданно, он почувствовал, как кольнуло болью и в без того болевшем месте. За немало лет именно она ближе всего подвела его к мысли о свидании с женщиной, она же свела на нет попытку любовного романа, хотя он и не намеревался пролезть в его герои — да и она тоже. Свидания подлинного не получилось, зато теперь неловкость была настоящей.

Он следил взглядом, как она прошла по дорожке, как взошла к нему на крыльцо. Решительность нужна, чтобы прикрыть человеческие слабости. Полная внешняя уверенность. И тут, в самый первый раз, он ошарашенно понял, до чего же они на самом деле похожи.

«Я знаю, что не нравлюсь вам, — скажет она. — Знаю, что смотрите на меня свысока». Так оно и было. Он защищался от нее, поскольку считал, что она видит в нем урода. Она защищалась от него, поскольку считала, что он видит в ней дурочку.

Потрясение было настолько велико, что ему захотелось разделить его с ней. В ту долю секунды он почувствовал, что смог бы донести осознанное, если бы они были одни.

И не вспомнить, когда он в последний раз видел самого себя в ком-то другом. Оно изменило его, это простое наблюдение, словно бы его столкнули с края высокого здания, заставив задуматься, а не слишком ли поздно возвращать себе старое свое одиночество.

— Вот что, Тревор, — сказала она, — не сомневаюсь, что мистер Сент-Клер нашел бы кое-что получше, чем выслушивать про твои беды, в такое чудесное субботнее утро. Поговорить ты можешь и со