Записная книжка Дэша и Лили - [38]

Марк угрожающе взмахнул книгой Уинстона Черчилля. С обложки на меня бесстрастно уставился щекастый премьер-министр, будто ставший судьей нашего с Марком внезапного состязания.

– Что тебе надо? – спросил Марк. – Я тебе ничего не скажу.

Я вытащил из-под руки сапог и поставил его на лицо Черчилля.

– Скажи мне, чей этот сапог.

Он (Марк, а не Черчилль) сильно удивился появлению обувки. В его глазах промелькнуло узнавание, но он попытался это скрыть. Марк точно знал хозяйку сапога, однако признаваться в этом не собирался. Упрямец из тех, какими бывают только по-настоящему несчастные люди.

– С чего это я должен тебе что-то рассказывать? – раздраженно спросил он.

– Если скажешь, я оставлю тебя в покое. А если не скажешь, схвачу любовный роман литературного раба Джеймса Паттерсона и буду читать тебе его вслух. Что предпочтешь: «Три месяца нежности Дафны с Гарольдом» или «Дом вечной любви Джона»? Гарантирую, твоя психика не выдержит даже одной главы. А главы там очень, очень короткие.

За упрямством Марка проглянул страх.

– Ты – зло, – буркнул он. – Знаешь об этом?

Я кивнул, хотя слово «зло» обычно приберегал для виновных в геноциде.

– Если я дам тебе ответ, ты перестанешь звонить и приходить сюда? Даже если тебе не понравится услышанное?

Мне уже не понравилось услышанное, но я не дал прорваться своему раздражению и бесстрастно отозвался:

– Я как приходил в «Стрэнд», так и дальше буду приходить. Но я перестану звонить сюда и обещаю обходить информационную стойку стороной, если увижу за ней тебя. Если же ты будешь работать на кассе, будь спокоен, к твоей кассе я не приближусь. Тебя это устроит?

– Огрызаться совершенно ни к чему.

– А похоже на то, что я огрызаюсь? Если хочешь преуспеть на книжном поприще, советую научиться отличать огрызания от метких острот. Это разные вещи.

Я вытащил ручку и протянул ему руку:

– Пиши адрес, и на этом мы разойдемся.

Марк взял ручку и, нарочно надавливая на стержень, записал адрес на внутренней стороне моей руки.

– Спасибо, сэр. – Я подхватил сапог. – Как-нибудь замолвлю за тебя словечко мистеру Стрэнду!

Когда я шел по проходу назад, мимо моей головы просвистел трактат об американских военно-морских злоключениях. Я оставил книгу на полу – пусть ее поднимает тот, кто пулялся.

Признаюсь честно, мне хотелось вымыть руку. Не из-за почерка Марка, писавшего, как курица лапой. Такие каракули больше подошли бы приговоренным к казни преступникам, нежели книжным клеркам. Нет… не из-за почерка, который хотелось стереть, а из-за информации, содержавшейся в этой писанине. Поскольку в ней заключался ключ ко встрече с Лили, а я не был уверен, хочу ли вставить его в замок.

Меня тревожили слова Софии: действительно ли Лили – образ в моей голове? И если да, то не разочарует ли меня реальность?

«Нет, – уверял я себя. – Послания в записной книжке оставляла не выдуманная мной девушка. Нужно верить её словам. Они говорят сами за себя».

* * *

Я позвонил в дверь. Тембр разнесшегося по особняку звонка был таким, что показалось: сейчас на порог ступит дворецкий. С минуту царила тишина. Я переложил сапог из руки в руку, раздумывая, позвонить ли еще раз.

Обычно я не столь спокоен, но сейчас вежливость одерживала редкую победу над целесообразностью. И наконец я был вознагражден донесшимся из-за двери шарканьем и звяканьем замков и запоров.

Дверь открыл не дворецкий и не служанка. Дверь открыла смотрительница из музея мадам Тюссо.

– Я вас знаю! – вырвалось у меня.

Пожилая женщина пристально меня оглядела.

– А я знаю этот сапог, – отозвалась она.

– За тем и пришел!

Понятия не имею, помнила меня эта женщина или нет, но она распахнула дверь пошире и пригласила меня внутрь.

Я почти ожидал увидеть на пороге восковую фигуру Джеки Чана. (Другими словами, я ожидал, что она берет часть работы на дом.) Однако вместо этого я словно шагнул в дюжину разных десятилетий одновременно: прихожая полнилась антикварными вещами, и ни одна из них не была сделана после 1940 года. Возле двери стояла подставка, заполненная зонтами – их было не меньше дюжины, и каждый с деревянной изогнутой ручкой.

Женщина поймала мой потрясенный взгляд.

– Никогда раньше не видел подставку для зонтов? – надменно спросила она.

– Да нет, просто пытался представить ситуацию, в которой одному человеку потребуется сразу двенадцать зонтов. По-моему, даже неприлично иметь столько зонтов, когда у кучи людей нет ни одного.

Смотрительница музея кивнула, затем спросила:

– Как вас зовут, молодой человек?

– Дэш.

– Дэш?

– Сокращенно от Дэшил, – пояснил я.

– Понятно, – безразлично отозвалась она.

Я прошел за ней в гостиную, которую иначе как комнатой отдыха не назвать. Шторы были настолько плотными, а мебель настолько древней, что мне так и чудились борющиеся в углу на пальцах Шерлок Холмс с Джейн Остен. Тут не было особенно пыльно или накурено, но на дереве остался след от карточных каталогов, а на тканях – следы вина. Пахло старыми денежными купюрами. По углам и у камина стояли скульптуры высотой по колено, с переполненных полок смотрели вниз книги – точно старые профессора, слишком уставшие, чтобы говорить друг с другом.