Записки ящикового еврея. Книга вторая. Ленинград. Физмех политехнического - [9]

«Так называемые «строгие» доказательства и определения гораздо более сложны, чем интуитивный подход к производным и интегралам. В результате математические идеи, необходимые для понимания физики, доходят до школьников слишком поздно. Это всё равно, что подавать соль и перец не к обеду, а позже – к чаю» писал Зельдович. Согласен был с ним и Сахаров.

Создатели института и Иоффе заботились о том, чтобы на физмехе читали профессора, способные развить интерес к математике. Конечно, «классики» предпочитали университет, но до тридцатых годов была практика чтения известными профессорами лекций во многих вузах (многократное совместительство никем не пресекалось).

С момента создания Политехника кафедру высшей математики возглавлял до 1935 г. профессор, членкор с 1924 г. Ив. Ив. Ива́нов. В 1926 году на кафедру пришел профессор Ник. Макс. Гюнтер (членкор с 1922). Знаменитый «Сборник задач по высшей математике» под его редакций, выдержавший 13 изданий в течение 50 лет был издан на кафедре еще до его прихода – здесь работала часть авторов сборника. На кафедре Гюнтер встретил коллегу по университету Ивана Матвеевича Виноградова^К40, работавшего здесь с 1920 года.

Политехник делился, потом снова собирался. Ставшего академиком Виноградова на физмех не пускали – он заведовал кафедрой у металлургов.

С 1935 года, когда Политехник вновь «собрали», заведующим объединенной кафедры стал выдающийся математик, академик С.Н. Бернштейн^К40. Он пришел на физмех в 1933 году – его, академика, выгнали из Харьковского университета и созданного им Института математики за неприятие диалектического материализма в качестве основного метода математики. То же позволил себе Я.И. Френкель на физмехе, однако последствия были мягче.

Н.М. Гюнтер (1871-1941)

С.Н. руководил кафедрой (которая с момента объединения была на физмехе) до 1941 года. Это время было расцветом кафедры.

На кафедре, кроме Бернштейна, Гюнтера и Иванова, работал с 1922 года Р.О. Кузьмин, позже пришли С.И. Амосов. Н.Г. Гернет^К41, М.Л. Франк. «Одержимые наукой, они создавали вокруг себя атмосферу творчества и взаимопонимания».

Р.О. Кузьмин заведовал кафедрой с 1945 по 1949 год, Сергей Иванович Амосов – с 1949 по 1951.

С.И. Амосов (1891-1969)

Амосов был колоритной личностью. Сняли его, возможно, за веру – он открыто праздновал Пасху и Рождество. В «холодную осень 53», когда уголовники после амнистии наводнили Ленинград, он продемонстрировал воспитание старой школы. В трамвае кто-то из вышедших на свободу урок материл женщину интеллигентного вида. Амосов заступился. Тот обернулся к нему: «А ты, дед, молчи в тряпочку, щас в пол вобью» и натянул ему кепку на глаза. В ответ получил прямой в челюсть. И лег на тот пол, куда обещал вбить оппонента. Дед еще до революции был чемпионом Петербурга по боксу.

Амосов являлся страстным футбольным болельщиком (уж не помню, «Адмиралтейца» или «Зенита»). Эту страсть он разделял со своим молодым другом, профессором Д.С. Горшковым.

Дмитрий Сергеевич работал на кафедре с 1945 года. На войне получил тяжелое ранение в обе ноги. Одна нога осталась несгибающейся. После защиты кандидатской в 1954 году, номинированной на защите как докторская, стал заведующим самой большой в Союзе кафедры высшей математики в Политехнике. До него два года кафедрой руководил Г.И. Джанелидзе.

Д.С. Горшков (1916-1978)

Два болельщика – Амосов и Горшков поспорили, успеют ли они принять экзамен, чтобы успеть на матч.

Горшков имел фору по времени чуть ли не в час. У Амосова шансов успеть почти не было. Он попросил всех придти в аудиторию к началу экзамена. Затем спросил: «Кто претендует на пятерку?». Поднялись три-четыре руки. «Сядьте на первые парты». Следующий вопрос: «Кто хочет тройку?». Студенты, напуганные его грозным видом, подняли чуть ли не больше половины рук. «Сдайте зачетки». Он поставил в зачетки тройки, а потом смелым – пятерки. Остальных вызвал к доскам и попросил изложить вопрос из билетов, который они знали. Взглянув на то, что они успели написать, он каждому задал дополнительный вопрос по другому разделу и поставил оценки, которые варьировались от тройки до пятерки; основными были четверки. Через двадцать минут он был свободен, вышел, сел на трамвай и кричал опаздывающему Горшкову: «Давай, давай, хромой чертяка, на колбасу еще успеешь!».

Сильный математик, Горшков был блестящим лектором. Нам очень не повезло, что у нас он не читал. Для меня лично это стало невосполнимой потерей. Как логический экстраверт (по Юнгу), я нуждался в эмоциональном триггере для возбуждения устойчивого интереса к предмету. Лекции Горшкова и общение с ним такой интерес пробуждали. Лекции наших преподавателей на первых курсах по математике и физике – нет.

Математика на первых курсах жила своей жизнью. Проходили пределы, потом дифференциальное исчисление. Должны были заучивать все теоремы существования и единственности[8]. А инструменты для решения задач по физике вовремя так и не появились. Они возникли, когда изложение классической физики закончилось.

Ландау так отзывался о программе по математике одного из вузов: «