Записки Якова Литтнера из подземелья - [32]

Господин Цейтлин, корреспондент «Правды», побывал у нас; он интересовался нашей историей и нашим тяжелым физическим состоянием. Нам пришлось показать ему обноски, которые совсем приклеились к нашим телам к тому времени, когда нас достали из подвала. Лохмотья лежали на полу замечательной комнаты, в которой мы теперь живем, и производили диковатое впечатление. После этого господин Цейтлин осмотрел подвал и спустился в темную пещеру, сохранившую нам жизнь. Он был потрясен и просто не мог поверить, что мы выдержали столько месяцев в этой кротовой норе.

Мы в первый раз вышли немного погулять и пошли, опираясь на костыли, на рыночную площадь. Там мы увидели то, что напомнило нам о всех перенесенных ужасах. Посреди площади стояла виселица. На ней висел человек в разодранном мундире, и любопытные окружали его. Когда мы подошли поближе, то увидели, что повешенный был когда-то наводившим на всех ужас жандармом СС по фамилии Йецт. Он расстрелял сотни евреев и предстал перед судом, обвиненный в совершенных злодеяниях. Но какими бы тяжкими ни были прегрешения этого палача перед человечеством, мне было бы легче, если бы он не висел здесь на виду. Я не знаю, что следует делать с подручными смерти, с теми, кто так невообразимо много и с такой жестокостью избивали и убивали людей. Я не знаю наказания, которое могло бы воскресить убитых, исправить содеянную несправедливость. Испытания, через которые мы прошли, не дают мне утвердительно ответить на вопрос: есть ли справедливость в этом мире? Я бы не хотел, чтобы убийство продолжалось, чтобы снова ставили виселицы, а расстрельные команды принимались за свою кровавую работу. Я считаю, что убитых уже довольно. Человек пролил достаточно много крови. Каин вновь и вновь убивал Авеля. Этого хватит на все времена!

Наступил май, и наше здоровье поправляется. Бледное лицо Янины уже немного порозовело. Зато наш хозяин что-то занемог. Б. странный человек. Он помог нам, он, без сомнения, спас нашу жизнь, но ведь он воспользовался нашим положением и вымогал у нас деньги. Поэтому мы испытываем к нему смешанные чувства: то нам кажется, что мы должны быть ему благодарны, а то мы испытываем к нему отвращение. Может быть, уже тогда таившаяся внутри болезнь порождала в нем то жажду жизни, а вместе с ней и жадность, то угрюмость, цинизм и капризы. Янина время от времени заходит посидеть у его постели. Он почти не разговаривает с ней, и все же кажется, что эти визиты доставляют ему некоторое удовольствие.

Наступило лето, мы дождались нового лета, проходит день за днем, а мы никак не можем привыкнуть, что свет и тепло существуют в этом мире и для нас. В прекрасном саду одни цветы сменяют в своем великолепии другие. Я только сейчас могу оценить, с какой любовью и тщательностью был заложен сад. Б. вплоть до того дня, когда болезнь уложила его в постель, был страстным цветоводом. Теперь, когда он больше не бывает в саду, редкие растения сами свидетельствуют о его садоводческих талантах: мы видим черные тюльпаны, красно-черные розы, даже белые и красные розы на одном стебле. Задняя стена дома густо поросла жимолостью. Мы проводим теперь час-другой в этом маленьком цветущем раю. У постели Б. редко бывают посетители из города. Наверное, он был одиноким человеком, может быть даже мизантропом, и всю свою любовь, кажется, отдавал цветам. Странно, что именно ему мы обязаны своей жизнью.

Сегодня я зашел в бывшее гетто. Это было тягостное зрелище. От домов, в которых ютились в ужасной тесноте около пяти тысяч евреев, осталось всего несколько. Все другие превратились в груду развалин. Мне не сразу удалось найти те две лачуги, где нам тогда довелось жить. А от евреев, которые жили и страдали здесь, не осталось никого. На улице, что называлась теперь улицей 9 января, я прошел по мостовой, которую без конца подметал, и увидел под ногами осколки надгробий с разрушенного детьми еврейского кладбища. Еврейские надписи на оскверненных могильных плитах все еще можно было разобрать сквозь уличную грязь.

В детском доме мне сегодня показали ребенка, который чудесным образом спасся от смерти. Во время последней «акции» по уничтожению евреев жившая неподалеку крестьянка принесла убийцам еврейского ребенка лет трех, которого ей отдали, чтобы уберечь от палачей. Женщина отдала его эсэсовцам, заявив, что не желает держать его у себя. Эсэсовцы посадили ребенка возле сожженной синагоги, и один из них прицелился в малыша, который и не подозревал, что с ним должно произойти, и продолжал спокойно сидеть. Прогремел выстрел, но пуля, несмотря на маленькое расстояние, пролетела мимо. Ребенок ответил убийце смехом. Тот прицелился еще раз, но и в этот раз промахнулся. И третий выстрел был неудачным. Удивленный и, возможно, озадаченный странностью происшедшего, эсэсовец подозвал украинского полицейского и велел ему забрать «это еврейское отродье» и крестить его. Эту историю подтверждают несколько жителей Збаража. Появилось много желающих усыновить ребенка.

Сегодня русские начали раскопки жертв пятой и шестой «акций» против евреев. Приехала комиссия, в которую вошли люди из Москвы и других городов, чтобы установить на месте факт массовых убийств. Значительная часть жителей Збаража, врачи и солдаты Красной Армии, а также немногие уцелевшие из пяти тысяч евреев вместе с комиссией отправились за город к ужасным ямам. Многие евреи, которые подобно нам отсиживались в самых неприглядных тайниках, впервые вновь свиделись по этому случаю. Каждому выпала своя страшная судьба, каждый горевал о смерти родных, друзей и знакомых, спасение каждого было чудом. Мы собрались у края могилы для молитвы, потрясенные до глубины души. Потом руководитель русской комиссии, майор, произнес речь. Затем тридцать молодых людей с лопатами начали эксгумацию. Слой земли, накрывавший убитых, был тонким. Первое тело, показавшееся на поверхности, было телом молодой женщины, державшей на руках ребенка. То и дело раздавались громкие причитания и крики евреев, некоторые, не в силах стерпеть боль, бросались на землю. Мы с Яниной с трудом выдерживали это зрелище.