Записки Якова Литтнера из подземелья - [16]

Новое распоряжение требует прикрепить на каждой двери и каждом окне еврейских квартир белые плакаты со звездой Давида. В течение дня все его выполнили. Но этого было мало. Теперь военная комендатура потребовала плакаты единого образца. Соответственно, эти плакаты единого образца были отпечатаны, подписаны тремя членами еврейского совета и предоставлены владельцам квартир за сотню злотых. Всем неевреям запрещено входить в помеченные таким способом квартиры.

Согласно одному из множества приказов евреев лишили права распоряжаться собственным имуществом. Было объявлено, что их имущество переходит к государству. Любая продажа имущества наказуема. Несмотря на этот строгий запрет, евреи вынуждены, чтобы вообще как-то существовать, тайком (на рынке им запрещено даже появляться) обменивать у крестьян одежду, часто последнюю рубашку, на продукты. Голод сильнее страха. Крестьяне пользуются бедственным положением евреев, которым все достается дороже, чем другим. Если еврея и крестьянина поймают во время сделки, оба получат чувствительное наказание, но еврею достанется больше. Его отведут в украинскую полицию и зверски изобьют. После этого на клочке бумаги составляют протокол и угрожают послать этот протокол в СД в Тернополь, если не заплатить большой штраф украинской полиции. Отсылка протокола в СД почти наверняка означает смертный приговор. Так что еврею в любом случае приходится платить выкуп украинской полиции. Украинцы совсем не злодеи, и если денег нет, то они согласны на часы, кольца, ткани, чемодан и вообще на все, что имеет хоть какую-нибудь ценность. Только после того, как жадность украинцев оказывается удовлетворенной, протокол разрывают.

Украинская полиция открыла новый источник доходов. Евреи обязаны содержать в чистоте улицу перед своим жилищем. Мы все стремимся выполнять это распоряжение. Каждое утро до рассвета я уже стою перед нашим домом и мету улицу. Улица была чистой. Через пару часов появился полицейский, бросил на мостовую бумажку, вошел в наш дом и обвинил меня в том, что на улице мусор. Такса в подобном случае составляет от двадцати пяти до пятидесяти злотых. Кто из евреев осмелился бы подать жалобу или не заплатить деньги?

Мои сестры, Зида и Ирма Литтнер, жившие в Будапеште, были высланы из Венгрии и вместе с женихом Ирмы, Виктором Блюмом, перевезены в гетто Борщева. Оттуда они прислали мне несколько печальных писем. Мое последнее письмо, адресованное им, вернулось с пометкой «адресат скончался». Это было 22 ноября 1941 года. Я обратился в еврейский совет Збаража с просьбой навести справки, и через некоторое время выяснилось, что мои дорогие сестры стали жертвой погрома, вызванного в Борщеве речью Геббельса 9 ноября.

Сегодня я получил официальное известие об их смерти. «Еврейский совет Борщева, 14 декабря 1941 года, № 307/41. В ответ на ваш запрос от 5.XII сообщаем, что Зида Литтнер, Ирма Литтнер и Виктор Блюм умерли 14.XI.1941 и в тот же день похоронены на местном еврейском кладбище. По поручению еврейского совета…» Подпись неразборчива. Да и кто бы захотел, чтобы его имя стояло под таким документом?

Мы еще спали, было, должно быть, четыре часа ночи, совсем темно, и мы лежали в постелях, когда нашу дверь выбили силой. Я вскочил и тут же был ослеплен светом мощного фонаря. Когда глаза постепенно привыкли к свету, я смог разобрать, что трое мужчин набросились на нас с железными прутьями и начали избивать. Мы кричали и, окровавленные, забились в угол. Я подумал: сейчас нас пристрелят. Пора молиться. Старый профессор Мюллер, живший с нами в комнате, плакал, как маленький ребенок. Он глухой, а теперь ему разбили монокль, и он слепо пытался нащупать в мечущемся луче фонаря, в охватившем нас вихре насилия спасение, которого ждать было неоткуда. «Да отпустите старика, — успел крикнуть я, — он же глухой!» — но удар по голове заставил меня замолчать — теперь я мог только стонать. После этого на пол было вывалено все содержимое шкафов и чемоданов. Комната выглядела словно после сражения. Были уничтожены еще остававшиеся припасы; соль, муку и два яйца сбросили на пол. После этого незваные визитеры удалились. Мы остались живы. Теперь из других домов доносились крики истязаемых и звон разбитых стекол. На улице галдеж стоял, будто на рынке. Окрестные крестьяне приехали на подводах, как на праздник, и подбирали одежду и утварь, которые им выбрасывали из еврейских жилищ. Грабежи продолжались, пока не стало совсем светло. Операцию проводила карательная рота тернопольского СД.

В Збараже открылось отделение тернопольской биржи труда. Евреев зарегистрировали в этом отделении. Каждую неделю мы должны отмечаться и ставить штампы в наши карточки. Цель регистрации — отправка евреев в трудовые лагеря. О том, каково жить и умирать в этих лагерях, рассказали нам тайком вынесенные письма первых жертв. При каждом лагере есть большое кладбище.

Сегодня моя жизнь была под угрозой! Секретарь биржи труда, украинец, хотел отправить меня в исправительный лагерь. Однако начальник, некий Васюта, человек строгий, но справедливый, спас меня от верной смерти. Он дал мне — и я ничего за это не платил — одну из немногих и столь желанных должностей в Збараже. О Васюте рассказывают, что он из чистого человеколюбия дал нескольким еврейкам, которых отправили на работы в Германию, арийские документы. Праведниками земля держится.