Записки военного советника в Китае - [5]

Как только из тамбура вагона показался улыбающийся Л. М. Карахан, китайский оркестр заиграл «Интернационал». Встречающие кольцом окружили прибывшего посла.

Вскоре мы были тепло приняты Л. М. Караханом. Он расспросил, как у нас идет учение, как мы устроились, и намекнул, что скоро, с приездом из Москвы одного товарища, положение с нашей будущей работой определится. Он не назвал фамилии; позднее мы поняли, что речь тогда шла о Михаиле Марковиче Бородине.

— А пока,—сказал Карахан,—продолжайте учиться.

Наконец в Китай приехал М. М. Бородин.

При первой встрече мы с любопытством рассматривали его: высокий, широкоплечий, с широким лбом, умными глазами, с большими солдатскими усами и длинными волнистыми волосами, подстриженными в скобу. Перед тем как поздороваться с нами, военными, он делал движение рукой к правому виску, как бы беря «под козырек». М. М. Бородин, как и многие сугубо штатские люди, имел слабость подражать военным.

С Бородиным никто из нас раньше не встречался, и только здесь, в Китае, нам стали известны некоторые факты его интересной биографии.

М. М. Бородин родился 9 июля 1884 г. в бывшей Витебской губернии. Детство он провел в Латвии, где учился в русской школе, а затем поступил в университет. Юношей примкнул к революционному движению и состоял в пропагандистских кружках латышской социал-демократии, был членом РСДРП с 1903 г.

М. М. Бородин принял активное участие в революционных событиях 1905 г. в Риге, где с января он под партийной кличкой Кирилл стал работать среди латышских социал-демократов.

Как делегат рижской организации РСДРП М. М. Boродин принял участие в партийной конференции в Таммерфорсе и был избран одним из трех членов президиума конференции. Участвовал он и в стокгольмском Объединительном съезде 1906 г.

Вскоре после съезда он был арестован, после освобождения эмигрировал в Англию, а затем в США.

В США Бородин жил сначала в Бостоне; в 1908 г. он переехал в Чикаго, где организовал для эмигрантов политическую школу, пользовавшуюся большой популярностью. Одновременно Бородин был членом американской социалистической партии и исполнял обязанности казначея общества «Помощь русским политическим заключенным».

В июле 1918 г. Бородин вернулся в Москву. На короткое время он ездил в Англию, затем был назначен первым генконсулом РСФСР в Мексике. И вот теперь по приглашению Сунь Ят-сена М. М. Бородин приехал в Китай.

М. М. Бородин часто подолгу беседовал с Л. М. Ка-раханом. В конце года нам объявили, что Герман и Поляк немедленно выезжают с Бородиным через Шанхай в Гуанчжоу, а через месяц за ними последуем Тере-шатов и я. Смоленцев остается в Пекине.

В начале января 1924 г. Л. М. Карахан сообщил нам с Терешатовым, что мы должны выехать в Шанхай, где нас встретит сотрудник советского консульства Вильде и направит дальше в Гуанчжоу в распоряжение Бородина.

...В Шанхае на перроне вокзала к нам подошел невысокий плотный человек и сказал: «Я Вильде!»

— Как это вы нас сразу узнали? — удивился Николай.

— По небритым лицам, — улыбнувшись, ответил Вильде.

— Скажите, пожалуйста! — произнес Николай, смущенно щупая свой подбородок.

До отхода парохода на Гуанчжоу мы знакомились с Шанхаем. Мы встречали обнищавших эмигрантов-бело-гвардейцев. Офицеры ходили в затасканных кителях, с помятыми, поломанными погонами.

Вечером Вильде решил показать нам один из лучших танцевальных залов города. Мы заняли ложу во втором ярусе. Отсюда нам хорошо было видно, как в промежутках между общими танцами показывали свое «искус* ство» русские эмигранты, от нужды «перелицевавшнеся» в артистов: танцевали, выкрикивали романсы, организовали убогий джаз.

— Танцевальные залы, бары, да и дома терпимости забиты белоэмигрантками,— рассказывал Вильде.— Безнадежная нищета. Почти все эмигранты были бы рады-радешенькн вернуться с повинной на Родину, но они боятся, что с ними расправится белогвардейская верхушка, которая живет за их счет. Ее возглавляют такие люди, как бывший дальневосточный «правитель» Меркулов, основательно, «по-хозяйски» в свое время ограбивший Приморье. Теперь некоторые богатые эмигранты вложили капитал в местные предприятия, другие открыли лавочки, харчевни, третьи проедают награбленное. И им наплевать на бедствия одураченных ими тысяч нищенствующих эмигрантов... Да вот, легок на помине, пожаловал и сам Меркулов,— указал Вильде на грузного мужчину, одетого в серый костюм.

Войдя в ложу, Меркулов уселся за столик, спиной к нам. Нагнул свою воловью шею с жирным затылком и тупо уставился вниз, где его недавние подданные «вытанцовывали» на хлеб и на воду.

Из Шанхая в Гуанчжоу мы выехали на английском пароходе. При подходе к Гонконгу (Сянган) капитан сообщил нам полученную по радио - тяжелую весть: скончался Владимир Ильич Ленин. Мы тогда были в кают-компании, где собрались судовые офицеры * и несколько пассажиров-европейцев.

Известие потрясло нас. Мы встали. Глядя на нас, встали и остальные. Слезы текли по щекам. Невероятная скорбь сдавливала грудь; «Не стало Ленина!..».

Мы с Николаем, опершись грудью о перила палубы, долго без слов смотрели -в свинцовые воды, мысленно давая себе клятву работать вдали от Родины так, как подобает советским гражданам-ленинцам.