Записки военного переводчика - [5]

А сам еще плотнее прижался к земле и, сливаясь в своем белом маскхалате со снегом, подполз почти к самому пулемету.

Вот снова гитлеровцы, выпустив очередь, отошли к костерку. В эту минуту Иванов одним махом прыгнул в траншею, спиной заслонил пулемет, рядом с которым лежало личное оружие пулеметчиков, и, наставив на них автомат, скомандовал:

— Хенде хох!

Ошеломленные пулеметчики покорно подняли руки. Повинуясь Иванову, они вылезли из окопа, подхватили свой пулемет и двинулись в сторону нашей траншеи.

Когда гитлеровцы обнаружили пропажу своих пулеметчиков, то Иванов с двумя пленными и трофейным пулеметом, а также вся наша разведгруппа были уже на нашем переднем крае. Яростно бушевал огонь врага. А в это время в штабной землянке полковой переводчик старшина Ракиер уже переводил командиру полка Николаю Николаевичу Познякову ответы пленных. Не касаясь подробно содержания их показаний, скажу только, что оба они говорили о каком-то почти мистическом ужасе, который охватил их, когда совершенно бесшумно в траншее появился русский разведчик в белом халате и нацелил на них автомат…

За этот подвиг рядовой Иван Иванович Иванов был награжден еще одним орденом Славы…

Немецким языком разведчики занимались серьезно. Тщательно вели записи, выполняли мои задания, тренировались в произношении немецких слов и выражений. Задавали много вопросов, касающихся и языка, и знаков различия в гитлеровской армии, и структуры ее частей. И мне, чтобы быть во всеоружии на занятиях (да и вообще эти знания нужны переводчику), приходилось часами просиживать над различными справочниками, учебниками и информационными бюллетенями, изучать организацию немецких частей и соединений, виды вооружения противника и многое другое.

На занятиях и в товарищеских беседах главным был вопрос: — Когда же?

Когда же дивизия выступит снова на фронт? Ведь все шире развертывалось наступление наших войск на юге. Каждое утро на большой карте, висевшей на стене в оперативном отделе, его начальник майор Владимир Антонович Немчак передвигал флажки.

Составы почти безостановочно шли по освобожденной от захватчиков калининской, смоленской земле. Эти места памятны для ветеранов дивизии — они участвовали в наступательных боях под Ржевом и Смоленском.

Вот и первые районы Белоруссии, откуда осенью сорок третьего года был изгнан враг… Конечная остановка. Даже не на станции, а где-то на перегоне. Быстро идет выгрузка. И батальон за батальоном скрывается под гостеприимным покровом белорусских лесов.

Дивизия вошла в состав 49-й армии, которой предстояло вскоре начать наступление с рубежей восточнее города Чаусы. Завершить прорыв главной полосы обороны противника, развить достигнутый успех — такую задачу поставило командование армии перед дивизией.

…Запомнилась мне ночная тревога. Это было 20 июня. Темнота казалась еще непрогляднее из-за того, что штаб дивизии располагался в глубине густого леса. «Были сборы недолги…» — и машины выезжают на опушку, мчатся с погашенными фарами на запад, все ближе к линии фронта.

Части дивизии после двух ночных переходов сосредоточились близ Заполья в восьми километрах от переднего края.

В эти летние ночи в движение пришли войска на огромном пространстве. В частях Первого Прибалтийского, трех Белорусских фронтов шла последняя подготовка к прорыву обороны врага.

…Темная, беззвездная, дождливая ночь. Ночь с 22 на 23 июня 1944 года. Незабываемая ночь перед наступлением наших войск в Белоруссии.

Настроение у всех приподнятое, боевое. С нетерпением каждый ждал, когда же будет дан приказ. Многие сожалеют: «Почему мы не в первом эшелоне? Самое почетное задание — прорыв обороны — выпало на долю других». Таким разъясняют: «Не волнуйтесь, не беспокойтесь. И вам дело найдется в ближайшие же дни».

За несколько дней до наступления мы, трое офицеров разведотдела — Нарыжный, Харьков и я, — проводили беседы с командным составом полков дивизии о состоянии обороны противника.

Линии обороны в Белоруссии гитлеровское командование придавало особое значение, считая, что эти рубежи «должны защищаться, как рубежи самой Германии». Оно и назвало эту линию «Фатерланд», что в переводе на русский язык означает «Отечество». Этим гитлеровское командование хотело подчеркнуть, что сидевшие здесь в окопах немцы защищают якобы свою родину. Сооружением оборонительных полос на этом участке велось длительное время. На несколько километров в глубину тянулись позиции, оборудованные дотами и дзотами, бронеколпаками, минными полями и т. д. Противник опоясал мощными укреплениями берега Днепра, а также рек Баси, Ресты, Березины и других. Дивизии противника, оборонявшиеся в Белоруссии, в центре так называемого «Восточного вала», на позициях, носивших условное название «Медведь», были полностью укомплектованы личным составом, имели сотни орудий и минометов.

Командир 337-й немецкой пехотной дивизии, которая находилась в обороне по реке Проне, в своем приказе не без оснований утверждал: «…дивизия имеет большое количество артиллерии, вполне достаточное количество противотанкового вооружения и занимает хорошо оборудованный и благоприятный для обороны рубеж».