Записки военного летчика - [22]

Темной ночью, среди облаков, под дождем, в центре разбушевавшихся ветров я сижу в закрытой, уютной, ярко освещенной кабине и свободно разговариваю с землей.

Да, только большевистское упорство и настойчивость могли создать такой блестящий аппарат. Только в нашей стране можно было сделать огромный шаг от немощных самолетов, от «летающих гробов» до такого замечательного самолета.

Несмотря на то, что никто из нас не спал трое суток, настроение все же было бодрое, волнующее. Последние [67] часы за управление самолетом вновь сел сам командир экипажа Михаил Громов.

К полудню он плавно посадил самолет на Харьковском аэродроме. Мы пробыли в воздухе 75 часов 2 минуты без посадки и покрыли за это время 12.411 километров. [68]

Три воздушных парада

Ничто так ярко не свидетельствует о гигантском размахе и росте нашего воздушного флота, о его силе и могуществе, как первомайские парады. В воздух подымается огромная масса самолетов. Высоко идут гиганты-бомбардировщики. В четком строю, также на большой высоте, проходят разведчики и другие машины. С невероятной скоростью несутся почти над самой землей скоростные и сверхскоростные истребители, наполняя оглушающим гулом праздничную столицу. Мне памятны три парада советского воздушного флота.

Первый парад - на самой заре красной авиации. 1918 год. Ходынский аэродром. Летный состав доставшегося нам от старого строя воздушного флота состоял тогда преимущественно из офицеров царского времени. Тотчас после октябрьских боев, когда еще не смолкли орудийные залпы, когда на улицах еще разъезжали грузовики, наполненные вооруженными рабочими, когда еще не сняты были с плеч пулеметные ленты, а у поясов висели гранаты, летчикам (хотя они и были не нашего покроя) предложили перейти в Красную Армию. Некоторые переходили, а иные категорически заявляли, что они не разделяют революционных убеждений, с советской властью им не по пути, служить в Красной Армии они не хотят. Весь этот сброд тайно пробирался на юг и на восток, пополнял армии Деникина, Колчака и других белогвардейских калифов на час.

В это самое время решено было сделать смотр всем воздушным силам, которые были в нашем распоряжении. [69] В этом первом воздушном параде, как это ни странно, приняли участие не только люди, целиком преданные советской власти, и не только те, кто целиком перешел на нашу сторону, но и такие, которые еще колебались или просто не желали работать в Красной Армии.

Несколько десятков самолетов было выстроено на поле Ходынского аэродрома. Было известно, что принимать, парад приедет новое, советской командование воздушного флота. Около каждого самолета стоял экипаж - летчик, механик, а возле двухместных самолетов еще и летчик-наблюдатель. Большинство было одето в офицерскую форму, без погон. Зато почти у каждого летчика на головном уборе красовался металлический орел.

Много было разговоров, шума, споров. Долго строились, выравнивались. Наконец, вдали показалось начальство. Команда «Смирно!» От самолета к самолету поползло: «на приветствия не отвечать», «не здороваться», «под козырек не брать». Некоторые офицеры ожидали, что советское командование выйдет на середину аэродрома, встанет перед строем самолетов и крикнет: «Здорово, орлы!». А мы, мол, на это приветствие ответим гробовым молчанием, вот большевики и оконфузятся.

Но советские командиры сделали иначе. Им было важно осмотреть самолеты, учесть их состояние, боеспособность и познакомиться с людским составом. Красные командиры скромно, но с достоинством шли вдоль строя и, поравнявшись с самолетом, обращались к экипажу: «Здравствуйте, товарищи». Для «заговорщиков» это было неожиданно. Некоторые отвечали. Но были и такие, что стояли вразвалку и молчали, словно набрав в рот воды.

Неприятная картина. Было очевидно, что надеяться на большинство этих людей нельзя. Многих нельзя принять в Красную Армию, - предадут, как Иуды. А своего летного состава, летчиков из рабочих, из мотористов, было очень мало…

Казалось, парад явно не удавался. Командование обошло фронт, внимательно осмотрело самолеты и так или иначе поздоровалось с летным составом. Что же дальше? Может быть, нужно сказать речь, растолковать [70] колеблющимся летчикам, которые случайно попали в эту офицерскую среду, растолковать им, что хочет от них советская власть? Но большинство офицеров даже не скрывало свою враждебность к Советам. Трудно представить, во что бы вылился этот митинг. В этот момент недоумения и замешательства и произошло то, чего никто не ожидал, что не было предусмотрено никакой программой.

Из заводского ангара стремглав выскочил маленький самолетик, весь украшенный красными ленточками. Он пробежал несколько десятков метров вдоль строя, красиво взвился вверх и на небольшой высоте начал кружиться над полем, выделывая различные фигуры Это было празднично, нарядно и даже торжественно. Эффект усугублялся внезапностью.

Раздались возгласы изумления, одобрения. Потом набежала какая-то волна, прокатилась по строю, и через несколько минут людей нельзя было узнать. Колеблющихся больше не было. Кричали «ура», бросали вверх шапки. Без всякой команды заводили моторы, взлетали в воздух и проделывали самые разнообразные, самые сложные фигуры высшего пилотажа. Старому махровому офицерству пришлось с позором покинуть аэродром. Так, этот скромный и не совсем удачный вначале парад вылился в подлинный авиационный праздник - первый праздник красного воздушного флота.