Записки военного контрразведчика - [41]

Как показала афганская действительность, такая обстановка не могла существовать долго. «Взрыв» уже зрел, и только своевременно полученные данные помогли избежать очередного путча.

Как-то начальник подразделения особого отдела, оперативно обслуживающего штаб армии, доложил мне о непонятных посещениях нашего командующего в позднее вечернее время командующим царандоя (милиция) Гулябзоем («халькист»). На следующий день – иного варианта не было – я спросил у В.П. Дубынина, с какой целью Гулябзой приезжает к нему в позднее время в закрытый гарнизон. Виктор Петрович подтвердил факт посещений, однако причина этих визитов ему также была не ясна. Гулябзой посидит, поговорит о пустяках, хочет сказать что-то еще, но затем замолкает и уезжает. Я заметил, что так продолжаться не может, гарнизон закрытый, и окружающие его генералы и офицеры не поймут своего командующего. Надо прямо спросить у Гулябзоя, чего он хочет. Во время очередного приезда главы царандоя Дубынин так и поступил. Тогда Гулябзой заявил, что он может навести порядок в Кабуле за один-два дня, но ему не понятно, какую позицию в этом случае займет 40-я Армия. Виктор Петрович, по его словам, ничего на это не сказал, решив посоветоваться.

Надо отметить, что царандой в то время представлял собой серьезную силовую структуру: хорошо вооружен, в том числе и тяжелым оружием, боеспособен, положительно проявил себя в боевых операциях; в нем было много «халькистов» (это особенно настораживало), которые, как и в армии, были недовольны кадровой политикой, проводимой «парчамистами» (Амин тоже был «халькистом», что привело к преследованию «парчамистов»). Признаться, такого поворота событий я не ожидал, думаю, командующий тоже.

Я невольно поднялся и стал ходить по кабинету, рассуждая вслух:

– Если дать шифротелеграмму на имя председателя КГБ СССР за двумя подписями… – Не останавливаясь, продолжал:

– Нет, так не пойдет. В Москве она будет размножена, о ее содержании будут знать не менее одиннадцати человек. От них узнает руководитель представительства КГБ СССР в ДРА, а от последнего – Наджиб. Начнутся массовые аресты «халькистов», возможно вооруженное сопротивление, прольется много крови, существенным резонансом отзовется и мировое сообщество. В довершении всего мы потеряем верного нам человека. Озвученный Гулябзоем замысел явно обсуждался среди руководства «халькистов», а это уже заговор… Сообщить генералу Варенникову мы также не можем. Как руководитель оперативной группы министерства обороны СССР он просто обязан реализовать эту информацию с тем же результатом – кровь и, как следствие, позор для 40-й Армии.

– Что же делать? – спросил Дубынин.

– У нас нет выхода, любой наш доклад приведет к трагическим последствиям. Поэтому в следующий приезд Гулябзоя ему надо твердо сказать, что если он вздумает исполнять свой план, то 40-я Армия сотрет его в порошок.

Я отдавал себе отчет в том, что не имею права выступать от имени 40-й Армии, а как должностное лицо обязан доложить о происшедшем в КГБ СССР. Да и характер и масштабы вероятных событий могли иметь государственное для нашей страны значение. Виктор Петрович ни разу меня не перебил и в ходе последующей встречи сделал так, как я посоветовал. Гулябзой сказал, что все понял, попрощался и уехал. Однако мы оба не поняли до конца, а что он понял? Тем не менее визиты этого заговорщика прекратились, но добрые отношения остались, и до конца нашего пребывания в Афганистане он в ситуациях, подобных этой, никак себя не проявлял. Я же был удовлетворен тем, что профилактическая беседа командующего достигла цели, хотя мысль, что я совершил рискованный поступок, долго не оставляла меня.

Этот довольно специфический эпизод моей службы в ДРА глубоко запал в мое сознание, и только по прошествии многих лет я решил рассказать о нем читателям.

Я знал всех командующих 40-й Армией. Кого-то из них уважал больше, кого-то меньше. Были и такие, к которым мое отношение было просто индифферентным.

Самые хорошие воспоминания я сохранил о генерал-лейтенанте Викторе Петровиче Дубынине (1943–1992). Высокий, подтянутый, коммуникабельный, отличный профессионал, по своим деловым и личным качествам он выгодно отличался от своих коллег. Дубынин активно участвовал в боевых действиях, несмотря на то что для этих целей у него был штатный заместитель. Виктора Петровича уважали не только офицеры, но и срочнослужащие. Это был настоящий боевой генерал, ставший впоследствии начальником Генерального штаба министерства обороны РФ, Герой России. В трудных ситуациях он не подставлял подчиненных.

Запомнился случай, произошедший на моих глазах во время Кундузской операции в 1987 г. В начале операции наша авиация, несмотря на проведенную накануне рекогносцировку, совершила ошибку, начав высаживать десант в точке, занятой мятежниками. К счастью, все обошлось благополучно, без потерь, но время начала боевой операции было сдвинуто. Эта задержка вызвала соответствующую реакцию вышестоящих начальников. Телефоны на командном пункте накалились. Дубынин с озабоченным лицом довольно сдержанно отвечал всем: «Поправим…» Конечно, ответственность за происшедшее лежала на командующем авиацией, находившимся в это время на командном пункте. Но Дубынин ни разу не обмолвился об этом, не сказал, что разберется с ним и т. д. Все недовольство звонивших он принял на себя.